28 дней. История Сопротивления в Варшавском гетто

– Но это… это же безумие, – пробормотала я. Пусть даже немцы распоясались после Кровавой ночи – все равно невозможно себе представить, как можно уничтожить все население гетто.

Голубые глаза Стефана гневно сверкнули, словно своим «безумием» я оскорбила его религиозные чувства. С плохо скрываемой злостью он сделал следующий стежок. Довольно грубо.

Я вскрикнула.

Он дернулся, но извиняться не стал, а продолжил шить, однако все-таки поаккуратнее, и на том спасибо. И произнес одно-единственное слово:

– Хелмно.

Конечно, я слышала о Хелмно. Каждая, буквально каждая из конкурирующих между собой подпольных газет об этом писала. Якобы в Хелмно нацисты загоняли евреев в грузовики и пускали внутрь выхлопные газы. Как и большинство, я считала эти рассказы выдумкой. Жуткая фантазия человека, который силой воображения мог бы помериться с Ханной – только истории сочинял гораздо мрачнее и бредовее.

Однако Стефан твердо верил, что небылица про Хелмно не просто страшилка. Я сочла за лучшее в спор не вступать.

– Что у тебя с глазами? – спросила я вместо этого.

– С глазами? – озадаченно переспросил он.

– Красные такие. И у этого Захарии тоже.

– Мы в последнее время ночи напролет работали, собирали номер, печатали. А чтобы нас не обнаружили, свет не включали. Все делали при луне.

Он перерезал нитку. Наконец-то пытка закончилась. Я осмотрела его работу: красоты немного, зато хоть кровью не истеку, и рана затянется за несколько дней. Только вот как я нынче ночью с раненой рукой полезу на стену…

– Ну теперь ты заслужила яблочный сок, – сказал Стефан и снова нахально ухмыльнулся.

Мы поднялись с пола. Мне не терпелось глотнуть сока. Все мысли о Хелмно, о якобы грозящем гетто уничтожении и об ожидающих меня ночью у стены опасностях улетучились, когда забрезжила перспектива утолить жажду вкусным напитком.

– Он в соседней комнате, – сказал Стефан.

Мы направились было к выходу, но тут в дверях появилась девушка. Лет двадцати, не меньше, со строгим, благородным лицом египетской царицы. Ростом она была ниже меня, но от нее исходила властность – она явно привыкла, что ей беспрекословно подчиняются и никогда не перечат.

– Захария сказал, что у нас незваная гостья, – сурово произнесла она, окидывая меня испытующим взглядом. Я смущенно потупилась.

– Она не шпионка, Эсфирь, – отозвался Стефан.

Она вгляделась в меня еще пристальнее, очевидно сомневаясь.

– У нас нет права на ошибку, Амос.

Амос.

Его зовут Амос.

Это красивее, чем Стефан.

Гораздо, гораздо красивее.

– Я никогда не ошибаюсь, – дерзко ухмыльнулся Амос.

Но Эсфирь это не убедило.

– Да все в порядке с девчонкой!

Девчонка… мне не понравилось, что он так меня назвал. Хватит мне и Даниэля, который обращается со мной как с ребенком. Впрочем, я себя как ребенок и веду…

– Что ей здесь понадобилось? – осведомилась Эсфирь.

Сейчас он ей поведает, что я побежала за ним, как влюбленная дурочка, – ну чего с «девчонки» взять? Мне не хотелось осрамиться перед этой величественной женщиной, излучавшей такую силу. А тем более перед Амосом.

– Я тебе потом расскажу, – пообещал Амос.

На миг я испытала облегчение.

Но тут он поцеловал эту Эсфирь в щеку.

Так они не просто товарищи!

Это мне не понравилось.

И еще больше не понравилось, что мне это не понравилось.

Поцелуй заставил Эсфирь немного смягчиться. Не то чтобы выражение ее лица существенно изменилось, но она наконец свернула допрос и сказала:

– Пойду в подвал.

– Давай, – улыбнулся Амос и поцеловал ее на этот раз в губы.

А вот это мне не понравилось ну просто категорически!

Эсфирь невольно улыбнулась. Она не могла в полной мере противиться его обаянию, даже – как мне показалось – в те минуты, когда твердо решала не поддаваться.

Она ушла, а Амос повел меня в гостиную. Там на полу лежало множество матрасов: похоже, тут вповалку спали и Амос, и Эсфирь, и Захария, и многие другие из их группы. Амос наклонился, взял почти полную бутылку яблочного сока и протянул мне. Я приникла к горлышку и стала пить большими глотками.

– Если залпом столько сока выглушить, живот заболит, – предостерег он.

– Знаешь, что я об этом думаю? – проговорила я, на миг оторвавшись от бутылки.

– Ну и пес с ним?

– Именно.

Он рассмеялся.

Как это здорово – что он смеется моей шутке…

Я выпила бутылку до дна. Какая вкуснотища! Рукой утерла рот и все-таки спросила:

– А что в подвале-то?

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Не мое собачье дело?

– Именно.

Тут уж рассмеялась я.

Амос, явно обрадованный тем, что развеселил меня, привалился к подоконнику. Сквозь грязные окна за его спиной видно было кладбище. Из-за грязи на стекле казалось, будто над могилами витает пепел.

– Присоединяйся к нам, – вдруг сказал Амос. На полном серьезе. Он не хочет снова потерять меня из виду. Это была моя первая мысль. Но, конечно, я опять рассуждаю по-детски. Дело тут в политике. А вовсе не во мне. Но вдруг?..

– Я даже толком не знаю, кто вы такие, – с сомнением ответила я.

– Члены «Хашомер Хацаир».[7]

– А, в Палестину хотите уехать, – сказала я. Я не очень разбиралась в политике, но кое-какое представление об этой организации имела.