280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 2

Следующий обыск — социальные сети. На этот раз он заходит со своего телефона. КСИРовцам запрещено иметь страницы в соцсетях, у них есть один на всех аккаунт для особых случаев — таких, как мой. Офицер ловко находит меня в инстаграме и нажимает сразу на перевод. Вмиг мои последние тексты о 250-м дне кругосветки превращаются на его экране в кардиограмму закорючек на фарси. Палец безразлично скролит вниз — там не к чему придраться. С этим покончено — берет в руки карту моего маршрута.

— Почему вы ехали вот так, а затем сделали такой крюк через Вашингтон? — показывает пальцем путь и начинает по паспорту сопоставлять, как и почему я провел в Соединенных Штатах почти целый месяц.

Из меня снова льется словесный поток объяснений о визе, письмах французскому консулу, сопровождающийся доказательствами — файлами и документами из ноутбука. Терпение у следователя, конечно, аномальное — ни разу не моргнув за десять минут моих трелей и не отрывая от меня взгляда, он тихо бормочет что-то в рацию. Через минуту в комнату входят двое мужчин в белых перчатках, очень похожие на помощников Ольги Фреймут. Мне слышится что-то похожее на «фас», и эти ищейки набрасываются на сумки, прощупывая каждую вещь так, будто ищут крошечную косточку в рыбном филе. Притормозить несусветную ловкость белых перчаток смогла только аптечка. Один из сыщиков аккуратно берет по образцу каждой таблетки и скрывается за дверью. Тем временем второй продолжает потрошить рюкзак.

Минут через 30 рация издает нездоровый хрип. Офицер бросает взгляд на таблетки и дружелюбно кивает. У меня отлегло от сердца — наркотиков, взрывчатки и палочки Эбола в моей аптечке не обнаружено, но потрошители продолжают искать дальше. Периодически в белых перчатках появляются какие-то вещи и, не встретив интереса в глазах досматривающих, небрежно брошены на стол, превращаясь в кучу хлама.

Вдруг офицер резко поворачивается ко мне, жестом приказывая не смотреть на обыск моих вещей. Начинается допрос в надежде взять измором.

Как зовут? Где родился? В каком городе окончил школу? В каком году? Как фамилия отца? Его дата рождения? Где живет сестра? Какого числа ты начал путешествие? Где был 8 ноября прошлого года? Когда въехал в Пакистан? Где останавливался в США? Как зовут твоего соседа в Украине? Сколько ему лет? Сколько членов его семьи? Как зовут твоего деда по линии отца?

Десятки, сотни разных вопросов с требованием давать конкретные точные ответы.

Офицер спецслужбы внимательно записывает каждый мой ответ в специальный расчерченный бланк.

Затем спустя час замечаю, что резко звучащие вопросы начинают повторяться. Как фамилия отца? Его дата рождения? Где останавливался в США? Как зовут второго сына твоей сестры?

Этот измор длится несколько часов, вопросы повторяются по третьему, четвертому кругу, перемешиваясь с другими без какой-либо видимой логики. Я понимаю, что мне нельзя допустить ни одной ошибки, благо все, что говорю, — правда, лишь бы только не ошибиться, лишь бы не перепутать.

В висках стучит, голову распирает от боли и напряжения, я чувствую, как леденеет мой позвоночник от постоянно струящегося холодного пота.

Но ничто не вечно, и это касается даже напряжения от страха смертной казни. Внезапно офицер прекращает допрос, протягивает мне мой телефон и приказывает разблокировать его.

От жуткого стресса у меня вновь включается режим сверхконцентрации — я беру в руку телефон и, выполняя приказ, захожу в фотогалерею. В «Сохраненных» висит недавно присланная фотография Маруси. На ней ее волосы разлетались от ветра, она придерживала их рукой и улыбалась. Моя любимая выглядела как портал в лучший мир, куда хотелось улететь без раздумий и багажа.

— It is my girlfriend, my future wife, — неожиданно даже для себя разворачиваю экран к офицеру, создав тем самым когнитивный диссонанс с происходящим на фоне нашей беседы с шумным вытряхиванием вещей на стол и многочасовым изнурительным допросом. Офицер склоняется к телефону и щурится, чтобы рассмотреть внимательнее. На секунду его глаза улыбаются. Как под гипнозом зеркальных нейронов, он повторяет мои действия, достав свой смартфон, разблокировав его и повернув экраном ко мне. Оттуда на меня смотрят счастливые люди — сам офицер, женщина приблизительно его возраста и ребенок.

— This is my wife. And this is my daughter, — показывает он на девочку на фото, и его глаза светятся искорками счастья.

От происходящего у меня по коже мурашки. Уже восьмой час мы сидим за овальным столом, сервированным моими выпотрошенными вещами и документами. За окном давно ночь. Все темы и разговоры исчерпали себя до нитки — шить дело не из чего. В ход пошли уже личные фото. Чего ожидать дальше? И я при этом глупо, но искренне улыбаюсь в ответ и произношу что-то вроде «какие красивые люди».