Водитель все это время сидит возле полицейского, как привидение без мотора. И вдруг для него нашлась работа — офицер поворачивается в его сторону и что-то говорит на фарси. Тот дрожит всем телом и хрипит:
После очередного
—
Я замер. Из-под усов главного вылетают следующие фразы на фарси. Водитель продолжает переводить:
—
Снова пауза и перевод финальной фразы:
—
— Я могу взять свои вещи? — после длительной паузы в звенящей тишине издаю хоть какие-то звуки.
— Да. Дело закрыто. Вы можете забрать свой паспорт, вещи, дрон. Вы свободны.
На автопилоте первым хватаю паспорт, лежащий не в общей куче, а в стороне. Бегло смотрю — с ним все нормально. Быстро начинаю сгребать все скопом в рюкзак. Вещи собраны. Мы с водителем на ватных ногах выходим из конференц-зала и будто в параллельной реальности медленно двигаемся по коридору. Буквально в шаге от входной двери, ведущей во двор, офицер резко останавливает всю процессию громким:
—
Все вокруг замирает, слышно только, как где-то из области пяток исходит звук, отдаленно напоминающий сердцебиение. Офицер тем временем секретничает с рацией.
—
Наше движение возобновляется так же непредсказуемо, как было остановлено. Вскоре мы окажемся у ворот — тех самых, в которые заходили.
От желания сделать наконец этот последний шаг на свободу больше невозможно сдерживаться. Хочется бежать, не оборачиваясь. Но в воздухе застряло ощущение, что это еще не конец. Его подтверждает внезапно вынырнувший из темноты человек. Он вручает офицеру два бумажных пакета, которые через миг должны стать нашими.
— Примите это небольшое угощение от нас. Здесь традиционный иранский кебаб, иранский хлеб и напиток.
Водитель выхватывает пакет.
—
Я стою, не в силах вымолвить ни слова. Опустошение.
Замечаю, что не выпускаю из рук свой паспорт с тризубом. Он сейчас кажется каким-то символом возвращения на свободу.
Выводят во двор.
До ворот метров двадцать — не больше.
— Ждите.
Секунды тянутся, как часы.
У водителя срыв. Он начинает плакать, повторяя одно и то же:
—
Я обнимаю его за плечи. Прошу успокоиться. Так мы и стоим вдвоем во внутреннем дворе, на земле валяются мои распотрошенные сумки.
Когда же нас выведут отсюда?!
Время словно застыло.
Наконец подходит молодой охранник с бряцающей связкой ключей. Жестом показывает идти вперед.
Эти 20 метров тянутся еще дольше, чем время.
Ты словно идешь по эскалатору, который движется навстречу.
Еще несколько шагов.
Еще.
Подходим к воротам.
Ключ. Засов.
Лязг замка.
Ворота открываются — и ноги делают шаг в ночь, навстречу объятиям свободы.
СВОБОДА!
Я радуюсь ей всем сердцем. Водитель без оглядки бросается к машине, и по его бормотанию
— Я… Я очень хочу вас поблагодарить. Спасибо, что позволили мне быть услышанным. Вы даже не представляете, как это ценно сейчас вообще, а не только в тех обстоятельствах, в которых я оказался. Спасибо вам за это, — я смотрел ему прямо в глаза.
Офицер принял мои слова с улыбкой и с теми же умными и добрыми глазами — ни долгие часы допросов, ни усталость, ни досада от потерянного вечера с семьей не отразились в них. Он крепко пожал мне руку.
Окрыленный эмоциями, я продолжил:
— Можно один вопрос?
— Да, конечно.
— Как ваше имя?
— Мустафа.
— Мустафа, спасибо вам, — прикосновение к руке офицера еще больше вернуло меня из шпионской фантастики в реальность.
На прощание он снова улыбнулся глазами, как тогда, показывая на фотографии свою семью, и проводил за ворота. Под неутихающие возгласы водителя, который уже сел в автомобиль, они закрылись. Мой горе-водитель сразу после закрытия ворот принялся выбрасывать еду из своего пакета, приговаривая себе под нос:
— Не бери ее… Не бери ее…