29

Я только-только переехала в центр города и отправилась в шикарный спа-салон, о котором прочитала в журнале «Филадельфия», на омолаживающую процедуру для лица. Не буду, впрочем, называть его или раскрывать, где он находится. Не хочу, чтобы они потеряли клиентов из-за моей истории. Я не говорю, что в салоне со мной плохо обошлись – напротив, они были предельно любезны. В этом-то и заключалась проблема. Едва я туда вошла, сразу стало ясно, что с людьми моего возраста они иметь дело не привыкли. Так или иначе, лично мне этот современный обтекаемый дизайн показался несколько отталкивающим. Неужели суровые хромированные стены и твердые мраморные полы и правда действуют успокаивающе? И еще эта ужасная флейта играла не переставая.

Косметолог закончила с кислородными инъекциями стоимостью в сто восемьдесят долларов и вышла из комнаты, велев мне «вдыхать аромат благовоний» и сосредоточиться на этой флейтовой музыке. Спустя минуту мне уже хотелось глаза себе выцарапать; благовония пахли в точности как ментоловая мазь, которую я втирала Барбаре в грудь, когда она приходила из школы с простудой. К тому же не знаю, как вам, а мне звук журчащей в фонтане воды никогда не казался умиротворяющим. Мне от него только по-маленькому хочется. Но я отвлеклась (прошу прощения, у меня это иногда бывает; в таких случаях Говард всегда делал мне замечание).

Как я уже сказала, сотрудники салона были не просто любезны со мной. Они были сама обходительность. Они прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы мне угодить. С первой же секунды администратор за хромированной стойкой говорила со мной гораздо громче, чем привыкла, это я сразу поняла. Можете мне поверить, в обычной жизни никто так не кричит и не артикулирует каждое слово, как эта женщина. Она прямо-таки оглушила меня, расписывая достоинства абрикосового пилинга тела (и при этом мы обе прекрасно понимали, что я ни за что не соглашусь на процедуру, для которой нужно раздеваться). А потом косметолог: что бы я ни сказала, смеялась она гораздо охотнее, чем следовало бы. Стоило мне слегка только ойкнуть, если она тыкала мою кожу слишком сильно, как она тут же принималась сыпать извинениями. Я не утверждаю, что с другой клиенткой она вела бы себя иначе; я только говорю, что она была обходительнее обычного, потому что прежде ей не приходилось выполнять эту процедуру женщине за семьдесят. А потом, уже заплатив и собравшись уходить, я вдруг поняла, что мне действительно нужно по-маленькому, и все из-за журчания воды по камням в так называемом успокаивающем фонтане. Вместе со мной в холле стояли и администратор, и косметолог, так что я обратилась к ним обеим:

– Вы не могли бы показать мне, где у вас тут можно попудрить носик?

– Попудрить носик? – громогласно переспросила администратор, по-прежнему считая меня глухой.

Мое терпение подходило к концу, и я подумывала, не пора ли забыть о вежливости и поправить ее. Но что бы я ни сказала, все прозвучало бы грубо, а я, положа руку на сердце, к тому времени уже была порядком смущена.

– В смысле, где у вас туалет. Дамская комната.

Тут косметолог фыркнула, как будто я говорила на иностранном языке. Да я и вправду говорила на иностранном языке – языке 50-х. Хорошо, выражение «попудрить носик», может, и устарело, но я все равно так говорю. Слово «туалет» вызывает ассоциации с грязной кабинкой на бензоколонке. Хоть режьте, я просто стараюсь соблюдать приличия.

Но я опять отвлеклась. Тысяча извинений.

И вот, собственно, к чему я все это рассказываю. Косметолог вызвалась показать мне, где у них можно попудрить носик, и мы отправились обратно вглубь салона.

Она привела меня в гардеробную. Там оказалось два туалета. На одной двери не было никаких обозначений, а на другой виднелся значок, изображающий инвалида. Сначала она направилась к двери, на которой ничего не было.

– Сюда, – сказала она, открывая дверь.

Потом остановилась. Закрыла дверь и открыла другую, ту, что для инвалидов:

– Наверное, здесь вам будет удобнее.

Я, в общем, всегда предпочитаю пользоваться кабинками для инвалидов – они ведь просторнее. Однако по сей день я уверена: она считала, что другой кабинки мне и не полагается, потому что я старая. Я это сразу поняла по сердечности в ее голосе – так мягко обычно разговаривают с детьми и престарелыми.

Как бы обходительна и мила она ни была, она пожалела меня из-за возраста, и это меня уязвило. Я ушла из салона и больше там не появлялась. Какое-то время я даже по улице, на которой он находится, избегала ходить. Меня преследовала мысль, что они, наверное, смеялись надо мной после моего ухода. С какой стати старая вешалка, вся в морщинах (ну да, старая вешалка, делавшая подтяжку лица и коловшая ботокс и рестилайн), вдруг решится на кислородную терапию? А еще мне было жаль. Терапия мне понравилась.