– Тише, брат, не пыли чего не знаешь. Я сделал свой выбор, теперь твоя очередь.
– Я ни за что не пойду с тобой. То что ты делаешь – это подло.
Дурнев как-то наигранно смеется, пытаясь импровизировать перерыв, чтобы взвесить все за и против. Говоря проще, он не знает, как ему поступить.
– А что ты тогда предлагаешь? – он смотрит на меня уже не так доброжелательно, как минуту назад, – разбежимся и всё? Забудем друг друга как и раньше? Бац! И не было этой встречи, да?
– Я не думаю, что после всего, что услышал сейчас, смогу просто так отпустить тебя.
– Ты спятил, пушка у меня, – Дурнев демонстративно трясет передо мной стволом.
– Я боюсь, что мы прошли точку невозврата. И одному из нас придется «уйти», – я чуть наклоняю тело вперед.
– Дурак ты, брат, – Дурнев скалится и оглядывается по сторонам.
– Я не доверяю людям, которых не понимаю и ты не исключение. Твои мозги настолько засраны, бульдозерной фермы не хватит, чтобы всё развести.
– Черт, – ругается Сергей, – ладно.
Дурнев поднимает руку и наводит на меня оружие, взводит курок:
– Будь по твоему, пусть один сегодня уйдет, – медлит Гипнотизер, – учись красиво проигрывать брат!
Сбоку раздается громкий протяженный гудок.
Сергей поворачивает голову, и я совершаю отчаянную попытку перехватить инициативу.
Я бросаюсь вперед, хватаю двумя руками пистолет, уводя дуло чуть в сторону от моей головы и, ставя упор правой ногой в живот Дурнева, что есть силы отталкиваю его от себя. Брат отлетает назад и валится на гальку. Пистолет остается у меня в руках.
На огромной скорости, не переставая сигналить предупредительными протяжными гудками, слепя сильными передними фарами, на нас летит поезд.
Я успеваю отступить назад, и, разделив наш тандем на две части по разные стороны одного пути, по рельсам долбит длинная, забитая под завязку, электричка.
Пока Дурнев встает на ноги, я осматриваю пистолет – компактный для ношения без кобуры, с удобной рукояткой и крупными насечками, хорватский Springfield XD.
Во время службы в армии я всегда выбивал на стрельбище мишеней на твердую четверку. Я проверяю, дослан ли патрон в патронник, слегка отводя указательным пальцем затвор-кожух. Судя по форме спускового крючка, у него очень короткий ход, что по идее должно способствовать более высокой точности стрельбы.
Но смогу ли выстрелить? Смогу ли убить брата?
Сквозь стыки вагонов, образующих при движении мигающую картинку, я наблюдаю за тем, что происходит по ту сторону проносящегося состава.
Дурнев уже подбежал к периметральному бетонному заграждению и, сняв с себя куртку и перекинув её через цилиндрические витки колючей проволоки, пытается с помощью выступа в основании забора, забраться на него, чтобы перепрыгнуть и скрыться.
Наконец, поезд заканчивается.
– Сергей, не дури! – я прицеливаюсь, но нажать на курок так и не решаюсь.
Дурнев уже закарабкался на самый верх, и почти улизнул.
– Уйдет, – говорю я сам себе и снова неохотно прицеливаюсь.
– Бросай оружие, никому не двигаться! – слышу я голос сзади, оборачиваюсь и вижу за забором на крыше того самого гаража, с которого мы попали сюда, молодого полицейского, держащего меня на мушке.
Тем временем сзади как-то сильно хрустит «колючка», наверно брат продавил очередной виток и почти уже перемахнул.
Выстрел!
Нагибая голову, как в замедленной сцене, я поворачиваюсь – Сергей хватается за плечо, его ведёт в сторону и он, запутавшись в отогнутых прутьях спиралевидной колюще-режущей Егозы, соскальзывает с края, повисая на смертоносных витках в неестественной позе прямо на ограждении.
Я молниеносно выпрямляюсь и посылаю неточную очередь в сторону гаража, поверх головы Полицейского, чтобы согнать того с крыши. Одна из пуль попадает в распределительный щиток напряжения. Яркая вспышка рождает тысячу искр, озаряя на мгновение всё окружающее пространство.
Подбегаю к брыкающемуся брату. Картина жуткая. Из глубоких порезов сквозь ошметки покромсанной одежды ручьями течет кровь. Под тяжестью тела, острые как бритва обжимающие проволоку лезвия, всё сильнее и болезненнее впиваются в плоть, рассекая кровеносные сосуды и сухожилия.
– Не двигайся, делаешь только хуже, – я пытаюсь сообразить, что делать.
– Брат, это конец, да? – Сергей смотрит на меня испуганными детскими глазами, словно дичь угодившая в безвыходную ловушку.
– Это специальная оцинкованная проволока. Из неё нельзя освободиться без помощи трех-четырех человек. Тише, береги силы.
– Я так и не сказал тебе, – Сергей слабеет с каждой секундой.
Он медленно приподнимает залитую кровью правую кисть и чуть подает её вперед. Я подбираю левой рукой его прохладную ладонь и слегка сжимаю её.
Под порывами враждебно-леденящего ветра, держась за руки, мы молча смотрим друг на друга.
– Не суди меня, брат, – Дурнев выдавливает из себя последние слова, и его тело обмякает, теперь уже навечно.
Я не спеша отпускаю липкую безжизненную кисть и отступаю назад. Косой дождь, как художник, размывает на ограде темно-бордовые кровавые узоры. Где-то наверху в порывах ветра ходуном ходит слабый желтый фонарь.