– Вы главного так и не понимаете! – почти срываясь на крик, обратился Андрей ко всем. – Так ведь и было! Мы, мы со всеми вами распяли Христа! Я хочу, чтобы это врезалось в память, чтобы вы поразмыслили об этом. Многие из нас гордятся своим безупречным характером и обвиняют тех, кто погряз во грехах. Но если те покаются, то в глазах Божьих святее нас станут. Знаете, почему мне легко прощать? Потому что я понимаю, что сам грешник не лучше, чем ты или он. Мне Бог простил гораздо больше, чем мне приходится прощать людям. Только вдумайтесь: Бог Сына отдал за нас! Если мы это осознаем, насколько наша жизнь изменится! Мы грешники и Христос нас в буквальном смысле спас, – при последних словах, Андрей так стукнул кулаком по столу, что Галина Семёновна от неожиданности подпрыгнула, а дядя Тагир втянул голову в плечи. – Это буквально так! Это не метафора какая-то! – уже во всё горло кричал Андрей, поминутно стуча кулаком по столу, не замечая, что творится вокруг. Он видел, что все его попытки объяснить драгоценность жертвы Христа остаются тщетными. Умы, в большинстве своём, привыкшие мыслить лишь земными категориями, отказывались воспринимать что-то выше ежедневной новостной ленты телепередач. – Я хочу показать вам! Он нас спас! Спас! Я просто не нахожу слов, чтобы вам это втолковать…
Вдруг, слева от Андрея неожиданно раздался грохот. Все моментально затихли и посмотрели на Фаниса Тимербаевича который, стукнув кулаком по столу, рявкнул.
– Вы забываетесь, молодой человек! Кто вам позволил превращать общественное мероприятие в… в ералаш, если не сказать покрепче?!
Андрея словно окатили холодной водой. Горло перехватило, и он мешком плюхнулся на свой стул, едва шепотом выдавив: «Извините…» Он заставил себя поднять взгляд и посмотреть на реакцию окружающих. Дядя Тагир сидел, согнувшись, удивлённо часто моргая глазами, словно вот-вот готов был расплакаться. Грузная Галина Семёновна в ужасе прикрыла рот рукой. Тётя Маша мелко и быстро крестилась. Дядя Макар стоял рядом со своим стулом, как казалось, готовый сию же минуту броситься на амбразуру, но ещё не понявший, где она находится и за что отдавать свою жизнь. Фанис Тимербаевич смотрел на Андрея в упор взглядом полным ненависти и презрения.
– Извините, – ещё раз пролепетал «распорядитель пира», теперь чуть более отчётливо. – Простите, что испортил вам вечер.
– Тут собрались заслуженные люди! Куда смотрит начальство?! Я этого так не оставлю, – в голосе бывшего начальника «Паспортного стола» слышались сила и злорадство от предвкушения мести.
После такого грозного выпада старички притихли, робко поглядывая то на Андрея, то на Фаниса Тимербаевича, чувствуя себя провинившимися, но не могущими понять, в чём именно, а потому не знавшими, как выйти из нелепо сложившейся ситуации. Над комнатой нависла тягостная тишина.
– Галь, тебе пенсию принесли? – раздалось с одного края стола.
– Приносили, только я проспала, когда звонили в дверь. Теперь только через неделю получу, – отозвалась с другого края бывшая бухгалтер.
Обычный житейский вопрос несколько разрядил обстановку. Пенсионеры оживились и вновь, кто потянулся за сладостями, кто попросил подлить кипятка. Андрей сидел несчастный и разбитый. Он попытался просмотреть загадки и шарады, приготовленные им накануне, но, поняв, что сейчас не в состоянии кого-то забавлять, отбросил в сторону бесполезные бумажки. Фанис Тимербаевич, напротив, развеселился, стал вспоминать былые годы, когда работал начальником, с удовольствием уплетая один за другим бутерброды, и, заедая их то арбузом, то дыней.
Идя домой, Андрей ощущал себя абсолютным банкротом. Его беспокоили не те неприятности, которые наверняка последуют от начальства за сегодняшний разгромный вечер. Он не оправдал доверия Бога, Который Своим невообразимым промыслом устроил эту встречу, дабы донести Его благую весть тридцати душам, стоящим на пороге вечной жизни, и так до сих пор ничего о ней толком не знавших, а теперь, возможно, уже никогда и не узнающих, так как единственный шанс познакомить их с Евангелием Андрей упустил.
– Ты слишком много на себя берёшь, если всерьез думаешь, что не справился с поручением и «подвел Бога», – резюмировала мама его «исповедь», когда сын вернулся вечером в совершенно подавленном настроении.
Но это его не утешило. Почти не прикоснувшись к еде, он заперся в своей комнате. Мысли кружились вокруг прошедшего вечера. Все его ляпы и промахи один за другим всплывали в памяти. Андрей готов был взвыть от позора и досады.
Едва он проснулся на следующий день, всё вспомнилось вновь в мельчайших подробностях. Жить не хотелось, не то, что идти на работу. В какой-то момент он даже с удовольствием рассматривал вариант взять фиктивный больничный, заплатив за него, кому следует. Но чтобы не прилагать грех ко греху, Андрей, позавтракав без аппетита, превозмогая стыд, и ничего не замечая по сторонам, поплёлся в ЖЭУ.
Входная дверь в административном здании сегодня как-то особо туго открывалась. Первым на работе Андрею повстречался дядя Вася.