30 секунд до рая. Сборник миссионерских рассказов

Через полгода он пришел на день рождения сына с мягкой игрушкой и огромным тортом, всерьез опасаясь, что торт полетит в его голову. Однако, по неизвестной причине, Настя встретила его более радушно, чем в прошлый раз. Выглядела она великолепно. В глазах появился блеск, в движениях – игривость. Говорила она ласково, заглядывая Косте в лицо, словно надеясь в нем что-то прочесть. Ему даже показалось, что между ними не было двух лет размолвки. Чувствуя ее благосклонность, парень разоткровенничался о своих духовных исканиях и даже не скрыл про монастырь. Он так и не понял, почему Настя вдруг сникла и опять вытолкала его за дверь. Ну, было и уплыло. Теперь у них разные пути.

Время шло. Учебник греческого языка пылился на полке. Постепенно мечта о монастыре уступила место желанию благочестивого брака. Пробовал он ухаживать за дочерью священника. Все бы ничего. Но когда девушка узнала, что у Константина есть внебрачный ребенок, помолвка расстроилась.

Пытался он встречаться и с другой. Но кроме церкви никакие иные жизненные интересы их не объединяли. И уж, конечно, ни с кем Костя не чувствовал себя так уютно и хорошо, как когда-то с Анастасией. С Настей они дышали одним дыханием. Увлекись он по-настоящему кем-то еще, перед его взором постоянно не стоял бы образ прежней возлюбленной, не вспоминался бы по ночам запах Настиных волос на его подушке, а посещения сына, не превратились в повод, хоть немного пообщаться с ней. Как назло, ни с кем у Кости не получалось завести романтических отношений. Словно что-то отпугивало от него всех нормальных верующих девчонок. Настя же вела себя вызывающе и всякий раз во время их встреч не упускала случая «подколоть» его насчет церкви и монастыря.

Как-то он забыл у нее бейсболку, а когда почти тут же вернулся, Настино лицо ему показалось заплаканным. Она не призналась из-за чего слезы. Но почему-то Косте почудилось, что причина кроется в нем. Кто до конца сможет понять этих женщин? То ли дело – богословие, в которое он окунулся со всем жаром неофитства в первый же год своего воцерковления с той же ненасытностью, с которой некогда «зависал» в ночных клубах. Он почитал за счастье пребывать в этом океане богочеловеческой мудрости и знания. Вот в чем Костя сможет принести долгожданный плод! Богословие тоже трудно постигать, но там хоть логика есть. А в этом Евином роде отродясь никакой логикой не пахло. Нет, что ни говори, рождение ребенка меняет женщину. До этого у них все было иначе.

Утро на Крещение выдалось классическим – ясным и морозным. Шубки пушистого белого инея облепили каждую былинку, всякую веточку городских насаждений. Раскорябывая обмерзшее инеем стекло маршрутки, Костя надеялся определить где он сейчас едет. А еще он пытался представить, что сейчас происходит у храма. Первыми на «дежурство» должны были заступить профессор и Галина. Потом их сменяли матушка Анна (жена протодьякона) и Тамара Андреевна. Свою очередь Константин разделял с немногословным и странноватым дядей Володей, который на их встречах отмалчивался, со всеми соглашался, а поступал, как ему вздумается. Он мог полгода посещать занятия, а потом пропасть на несколько месяцев, ничего не объяснив, никого не предупредив и выключив при этом телефон. В общем, всерьез на него положиться было нельзя. За два года Константин так и не понял, что это за человек и зачем вообще посещает их собрания. Честно говоря, от дяди Володи он не ждал особой помощи и очень бы удивился, если тот сегодня все-таки пришел.

Очередь за святой водой была пока только от церковной сторожки (где разливали воду) до ворот. Иногда от нее отделялся какой-нибудь человек, чтобы зайти в церковь погреться… А затем, люди спешили в свою очередь, боясь ее пропустить. На расстоянии всего нескольких метров встретились два мира – Церковь и Общество. Встретились, но так и не пересеклись. Кто стоял за водой – не искал Бога. Кто предстоял в молитве Творцу, почитал за грех покидать богослужение до его окончания.

Первой из клубников Константина увидела расстроенная Галина.

– Я же говорила, что не знаю, что людям сказать. Даю брошюрки, а они все отказываются, словно им дохлую кошку предлагаю.

– Неужели все-все отказываются? – переполошился Костя.

– Не то чтобы…– засмущалась женщина.

– Каждый пятый? Десятый?

– Ну, не пятый… вон тот мужчина не взял.

– И всего-то?

– Между прочим, он меня обозвал, – надулась Галя и для большего эффекта демонстративно поджала губы. Словно ее оскорбил Костя, а не увалень, медленно несший на плечах двадцатилитровую канистру с водой.

– Как же он вас назвал?

– Сказал: «Женщина в церкви да молчит!».

– А-а-а…А у Павла Маратовича как дела? – попытался переключить внимание Галины Костя. В мыслях у него тут же всплыли всякие непонятные термины вроде «диффамации», «паритета» и, разумеется, «аннексии» которыми профессор время от времени «потчевал» прихожан храма и «клубников».

– У него-то все путем. Берут эти агитки и не морщатся.

– Что же он такого говорит, когда их подает?

– Ничего.

– То есть?