30 секунд до рая. Сборник миссионерских рассказов

– Но, с другой стороны, ведь мы же стараемся. Мы не задались целью сознательно лицемерить, чтобы затащить человека в церковь. Да, может быть у нас нет к нему любви такой, как к кому-то из очень близких. Может быть, вообще нет ни к кому любви, но мы разумом понимаем, что человеку необходимо услышать весть о спасении и как получается, так и ищем к нему подход. Думаете, я на вопросы и реплики некоторых людей никогда не срываюсь? О-о! Особенно, когда вижу, как они хитрят и изворачиваются, чтобы оправдать свое пребывание вне Бога. Но все равно, перебарываю себя и стараюсь хоть в какой-то степени проявить к нему любовь. В конце-концов, мы все не идеальны.

– Это да. И даже кто имеет много любви, способен иногда раздражиться и все прочее.

– Более того скажу, и в самом святом человеке все равно нет полноты Христа. Если станем дожидаться, когда мы будем совсем как Христос, тогда Его повеление идти проповедовать Евангелие окажется вообще неисполнимым. Но Господь, тем не менее, именно нам доверил проповедовать ближним.

– Само слово «проповедь» не подходит для бытового миссионерства, – возразил дьякон, – такое миссионерство все-таки основано на беседе, на открытии душ, на дружбе. Когда мы говорим не о проповеди в церкви, а об общении людей, то слово «проповедь» становится злым, будто ты выше всех и сверху вниз проповедуешь «этим грешникам».

– У нас принято, что не надо проповедовать им вообще, – огрызнулся Артем.

– Не то чтобы «не надо», но обычно в этом смысле все стрелки на священников переводят: «Без благословения ничего нельзя».

– Либо «высокодуховно» высказываются что: «я лучше делами буду проповедовать».

– Это другая крайность, – поддержал его отец Михаил, – когда человек склоняется к мысли, что по вопросам веры вообще не стоит говорить. Или станет ждать какого-то удобнейшего случая, когда другой сам начнет его расспрашивать и задавать правильные вопросы, на которые нужно будет только ответить «да» или «нет».

– Такой случай никогда не подвернется! – рассмеялся юноша. – Да и добрые дела, они, конечно, могут сподвигнуть человека спросить: «С какой стати ты на мой счет так расщедрился?» И тогда ему ответить: «Я – верующий!» Но все равно, придется сказать Евангелие, от этого никуда не денешься. И потом, что это за ответ: «Я – верующий»? Потому-то бытовое миссионерство – это, конечно, дела, дружба, отношения. Но все равно нужно рассказать, что Христос – Бог и что Он умер и воскрес, чтобы нас спасти. И чем раньше это скажем, тем лучше.

– В этом ты, пожалуй, прав. А то тоже получится нечестно. Человек смотрит на нас и видит только с одной стороны, а мы ему не открываемся как Христиане. И вдруг, когда-нибудь выясняется, что ты – православный и ценности совершенно не те, что у него. Оказывается, тебя интересует совсем не то, что его. А что его интересует – ты считаешь мерзостью и все отношения с твоей стороны – это тривиальное актерство…

Полина слушала весь разговор, стоя рядом, и сердце ее наполняла гордость за такого умного и мудрого отца, который запросто размышляет на сложнейшие богословские вопросы. В то же время, в ней росло недоумение, почему эти темы они дома раньше никогда не обсуждали? Идея бытового миссионерства ее озадачила, вдохновила,…впрочем, не на столько, чтобы потом продолжить этот разговор наедине с отцом. Так что, купив ложку для Матвея, они поспешили к матери в роддом.

И вот, спустя несколько месяцев, они с Артемом встретились опять. О нем после того дня девушка никогда не вспоминала. Зачем? Из-за своей застенчивости она не смогла бы с ним даже нормально поговорить. Да к тому же, не с ее средним умишком тягаться с парнем, который, не смотря на свой юный возраст, в богословских познаниях практически не уступал ее отцу. Но, если быть до конца откровенным, интеллектуальная разница между ею и Артемом, действовала на Полину завораживающе. Как смотрел вечно снующий под ногами первоклассник на снисходительного к его юлению старшеклассника; как относился бы древний грек к бессмертному небожителю, сойди он с Олимпа; так относилась школьница Полина к окончившему семинарию Артему. Готовая внимать всему, что бы он не сказал, она совершенно не представляла, что можно вымолвить в ответ. Короче, «прильпне язык к гортани».

Еще не успев поравняться с его прилавком, Полина неуверенно застыла. Развернуться и пойти обратно или обойти Артема со спины, пока ее присутствие не обнаружилось? Или все же она не переломится, если хотя бы поприветствует его?

– Здравствуйте! – это все, что она смогла из себя выдавить, решительно шагнув в его сторону.

Обычное каждодневное слово очень часто выручает немногословных людей. Недаром воспитательница в детском саду называла его «волшебным».

– Привет, коли не шутишь! – бойко отозвался он. – Постой! Ты же, кажется, дочка отца Михаила? Точно! Я тебя с ним на православной ярмарке видел.

Простота, с какой он разговаривает, опять поразила девушку. Но куда больше удивило, что в пылу летних дебатов с отцом, ее все-таки заметили, и вообще – до сих пор помнят.