– Да я за всю жизнь ни одного письма не написала, – ни то в шутку, ни то всерьёз, смеясь, ответила та.
– Вот как раз самое время начать.
– Что Вы! Меня мать покромсает в мелкий винегрет и перемешает, если только узнает, что переписываюсь с зэком.
***
– Юр, тебе пришло письмо из зоны, – обратилась Галя к низкорослому кудрявому мужчине средних лет, певшему на клиросе. Год назад он, после долгих уговоров, все-таки взял у неё для переписки один из адресов.
– Мне пишут, пишут, а я давно не отвечаю, – меланхолично ответил Юра, безвольно отведя взгляд.
– Почему не отвечаешь? – пыталась подбодрить его Галина. – Возьми, для разнообразия и ответь. У тебя же всего один человек в переписке, это не так уж много времени займет.
– Ладно, что-нибудь напишу… – ответил мужчина неуверенным голосом, не вселявшим в Галю надежду, что он сдержит свое слово.
Пол года спустя, когда на имя Юры пришло очередное письмо из зоны, диалог повторился. А ещё через четыре месяца, не встретив Юру в храме, она просто передала письмо на клирос. Больше писем ему не писали.
***
– Анастасия, возьмись за переписку, – попросила Галя едва образованную добрую пожилую марийку, давно посещавшую храм. И, предупреждая предполагаемые возражения с ее стороны, добавила, – за свою малограмотность не переживай, им не красивый слог нужен, а сердечное слово. Я тебе подберу брата не шибко начитанного, будешь ему переписывать молитовки или из книжек понравившиеся места.
– Господи, благослови, – перекрестясь, с энтузиазмом согласилась Анастасия.
– Вот, смотри, это его адрес, а это адрес нашего абонентского ящика. Письма передавать буду я.
Неделю спустя Анастасия вернула скомканный конверт и, по своему обыкновению перекрестясь, всхлипнула
– Возьми, Бога ради, письмо назад. Я его мужу показала, так, мол, и так, Саша, давай с тюрьмой переписываться. А он как заорет: "Я сам в зоне сидел, знаю, что это такое! Им не твои письма нужны, а чефир и курево. Попробуй только написать! Узнаю – прибью!"
***
– Софья, возьмите письмо в переписку, – с очередной попыткой Галя обратилась к ещё одной прихожанке. – Дело богоугодное. Будет кому о вас помолиться.
– Ой, я, наверное, не сумею.
– Да для этого большого умения не требуется. – Пыталась пояснить Галя. – Опишите куда съездили, какие святыни к нам привезли. Пару ободрительных слов и письмо готово. Никто же от вас не требует писательского таланта. Хотите, дам три письма на выбор. При желании, можете и всем троим написать.
– Нет, это всё-таки не для меня, извините.
***
Может и Галя давно сломилась, забросив переписку и обучение в зонах, если бы не редкие письма с благодарными отзывами от тех, кому не жалко было поменять пайку на чистый маркированный конверт, чтобы написать ответ и получить следующие уроки. Их письма воскрешали Галю и её желание дальше служить людям, хотя с материальной точки зрения ей служить было нечем.
Весь вечер, моя посуду и готовя ужин, Галя не могла решить, как же ей поступить? Стоит ли вообще ему отвечать? Ведь все доводы она привела еще в прошлом письме, но это не дало абсолютно никаких результатов – человек закрылся в полной уверенности, что его оскорбили. Может написать коротенькую цитату, скажем, из писем валаамского старца схиигумена Иоанна: «Такой заповеди нет, чтобы требовать от других любви и исправной жизни» или высказывание старца Симеона Афонского: «Наведи порядок в мыслях и увидишь мир другими глазами»? Наверное, это как-то по-детски будет выглядеть – обиделась и отделалась цитатой.
А, может, не о своих трудностях стоило рассказывать, а сравнить его положение с мучениками ГУЛАГа, подчеркнув, что в отличие от них, он вообще находится в райских условиях? Нет. Все не то. Не то! О, Боже, помоги и вразуми!
Незадолго перед сном, предупредив мужа, что на тюремное служение ей потребуется некоторое время, Галя засела за ответ. Письмо из зоны она решила больше не перечитывать, чтобы эмоциональный всплеск вновь не захлестнул ее и не унес туда, куда она совершенно не хотела.
Чистый лист в клеточку лежал на столе в ожидании пока на нем хоть что-нибудь отобразится. Галя взяла шариковую ручку…
«Дорогой брат! Сколько бы мы не препирались, хоть как-то улучшить условия Вашего содержания не в моей власти. Я по-прежнему буду молиться о Вас, но не вижу смысла в нашей дальнейшей переписке: учиться Вы не можете, мои письма Вас раздражают. Поэтому, прошу простить меня, и я тоже Вас прощаю».
Галина перечитала письмо. Как-то сухо и официально получилось, а главное – не чувствуется любви… А что такое любовь в их случае? Своим мямленьем провоцировать человека на дальнейшие оскорбления или жесткой позицией раз и навсегда прекратить их? Если бы Галина видела хоть какую-то возможность для дальнейшего диалога – воспользовалась ею. Но со стенкой не поговоришь. Надо знать зону и степень своей ответственности, а не пытаться спасти весь мир.