30 сребреников

— Выучил язык за три месяца? Как это возможно? — ахнул он.

— Я не знаю ваше преосвященство, — парень помотал головой, — но у него просто удивительная память и он просто проглатывает всё, что я его не прошу сделать и просит ещё. Я даже книги ему теперь нашу на итальянском, поскольку он их читает быстрее меня.

Кардинал сдвинул шапочку на затылок и платком промокнул резко вспотевший лоб, он-то один думал, что его занятия с Иньиго проходят уж слишком в каком-то безумном темпе. Поскольку ребёнок прочитывал выдаваемые ему книги всего за день и мог наизусть процитировать любой параграф или страницу. Но, как оказалось, кардинал не один страдал от необычного ученика.

— Хм, дело конечно необычное, — согласил кардинал, — но судя по твоей реакции, ты уже пообещал оплатить обучение из тех денег, что он тебе заплатит?

— Да ваше преосвященство! — закивал парень, — вы знаете, что я обучаю ещё несколько детей и суммарно, смогу проучиться на общую собранную сумму ещё год. Я так на них рассчитывал, что без этих десяти флоринов, я не смогу накопить нужную сумму к следующему году!

— Вот что Бартоло, Иньиго весьма здравомыслящий человек, просто маленький, — подумав несколько минут, вынес решение кардинал, — скажи ему то же, что и мне, и предложи свои услуги в качестве секретаря. Ты отлично знаешь Рим, а он в нём только обживается, думаю он не откажется от такого помощника. Опять же его люди не говорят на итальянском, так что твоя помощь может пригодиться и его управляющему.

Парень бросился вперёд, чтобы поцеловать перстень кардинала, и стал горячо его благодарить за мудрый совет.

— Иди сын мой, — улыбнулся тот, — я хоть и знаю истинную причину твоего желания вернутся в Феррару, но сделаю вид, будто вижу в тебе только стремление к обучению.

Бартоло покраснел, словно спелый виноград и кланяясь, быстро покинул кабинет, заставляя кардинала улыбаться горячим порывам молодости.

* * *

— Хм, — задумался я, когда парень неожиданно признался, что обучать меня ему больше нечему, а просто так деньги брать он не может. Честность — это то, что мне нравилось в людях, ведь самим я таким не был.

— Секретарь, — я обдумывал его предложение и не нашёл, почему могу отказать. Алонсо часто был занят домашними делами, так что использовать его как ездовой транспорт было проблематично, а тут сами предлагают себя в качестве его.

— Как у тебя с ездой на лошади? — поинтересовался я.

— Всё отлично синьор Иньиго, — заверил меня он.

— Что же, тогда ты принят моим секретарём на те же деньги, — хмыкнул я, соглашаясь, — и судя по тому, что твой живот опять тебя выдаёт, ты голодный, давай-ка переезжай ко мне, выделим тебе чулан какой и кровать.

Услышав такое щедрое приглашение, парень залился слезами и пообещал быть мне верным помощником. Правда, как радовался он, ровно также был недоволен Алонсо появлением с его слов ещё одного нахлебника в доме. Я его заверил, что это лишь до конца года после чего служба Бартоло закончится, на что он проворчал, что хоть это его безумно радует.

— Да, кстати сеньор Иньиго, — вскинулся он, вытаскивая из-за пазухи письмо, — пришло от вашего отца.

Вручив мне его в руки, он замер.

— А деньги? — хмуро поинтересовался я у него.

— Только это письмо сеньор Иньиго, — тяжко вздохнул он.

Сломав сургучовую печать, которой было запечатано письмо с оттиском перстня отца, я пробежался по первым строкам.

— «Ты в своём уме? Какие пять тысяч флоринов!».

Были в нём первые строки даже без «здравствуй любимый сын».

— Я же просил десять Алонсо, — я поднял взгляд на управляющего, и тот смутился.

— Сеньор Иньиго, я не смог написать такую сумму, — признался он, — это и правда было уже перебором.

— Алонсо, я предупреждаю тебя, — спокойным тоном предупредил его я, — это первый и последний раз, когда ты не посоветовавшись со мной, переиначиваешь мои слова.

Парень было дёрнулся, но прожив со мной три месяца отлично знал, какой у меня характер.

— Простите сеньор Иньиго, этого больше не повториться, — склонил он голову.

— Забудем тогда об этом, — кивнул я, возвращаясь к письму.

— «Также заявляю, что передам тебе ещё вексель на тысячу и это всё, что ты от меня получишь на этот год», — заканчивалось это весьма короткое письмо, без слёзных прощаний и поцелуев.

— Смотрю мама даже не черкнула мне ни строчки, — заметил я вслух, но больше про себя, — прямо отсюда чувствуется её любовь и забота.

Алонсо на это тактично промолчал, мне же хоть и самому было глубоко плевать на чувства родителей, но всё равно, как-то подобное поведение было обидным. Могли бы хотя бы сделать вид, что им не безразличен собственный ребёнок.

— Это письмо, — я показал ему ответ отца, — отправь дедушке, с моим искреннем заверением, что до прихода десяти тысяч флоринов я прерываю своё обучение и сажусь в одежде с гербами рода Мендоса просить милостыню, пока не наберу нужную сумму.

Волосы на голове Алонсо едва не поднялись дыбом, но он лишь тяжело вздохнул и согласился.

— Подготовь мою самую лучшую одежду, пусть служанки нашьют на неё наши гербы, — приказал я, — утром отправимся к Апостольскому дворцу.

Глава 8