– Надо же мне проверить правоту твоих слов, – ответил Леонид. – Я должен сходить в герусию за табличками Демарата.
– Это можно сделать и утром, – заметила Горго.
– Я не могу ждать до утра, – возразил Леонид. – Это дело государственной важности. Тут медлить нельзя.
В ожидании мужа Горго велела рабыням налить воды в котел и поставить его на огонь. Она знала, что воск наносят на медные и бронзовые дощечки, предварительно размягчая его в горячей воде. Значит, решила Горго, и счистить воск с табличек будет легче, если перед этим окунуть навощенные таблички в кипяток.
Леонид вернулся довольно быстро. Он вбежал в мегарон с раскрасневшимся лицом и растрепанными от ветра волосами. Царь развернул полу плаща и показал Горго две навощенные дощечки, соединенные шнуром.
– Вот оно, – промолвил Леонид, – таинственное послание Демарата.
Горго молча сделала жест в сторону очага, на котором закипала вода в котле.
Две рабыни, борясь с зевотой, подкладывали в огонь поленья.
– Идите спать! – приказала служанкам Горго.
Леонид снял соединяющий шнур и опустил обе таблички в горячую воду. Котел был наполнен водой лишь наполовину, поэтому прислоненные к его стенке таблички скрылись в воде не полностью. Их без труда можно было вынуть обратно.
– Все-то ты предусмотрела! – одобрительно проговорил Леонид, бросив на Горго ласковый взгляд.
Горго уселась на стул, глядя на котел, в котором булькала кипящая вода. Леонид расхаживал по мегарону. В его нетерпении проглядывало что-то мальчишеское.
– По-моему, пора! – нарушила молчание Горго.
Леонид взял железные щипцы и выловил из котла одну из табличек. Он легко счистил кинжалом с бронзовой поверхности таблички желто-коричневые клочья размякшего в кипятке воска. Под воском не было ни строчки, ни рисунка.
Стоявшая рядом Горго была невозмутима.
Леонид принялся счищать воск с другой таблички. В его движениях было много суеты и волнения. Воск еще не был счищен до конца, а на табличке уже можно было различить буквы, нацарапанные чем-то острым. Через несколько мгновений Леонид и Горго увидели текст письма, выцарапанный на бронзовой дощечке. В этом письме Демарат предупреждал спартанцев о том, что Ксеркс собирает невиданное по численности войско и строит множество боевых кораблей. Персидский царь намерен не просто наказать Афины, но завоевать всю Грецию.
– Вот и разгадка! – Леонид положил табличку на стол. – Как все просто. Однако ни я, ни умудренные жизненным опытом старейшины и эфоры не смогли разгадать эту хитрость Демарата. – Леонид приблизился к жене и мягко обнял ее. – Какая ты умница, Горго! Ты самая умная из всех спартанок! Если наш сын унаследует мое честолюбие и твой ум, то, я уверен, Плистарх станет выдающимся царем!
Глава третья Битва при Астерионе
В начале весны живописец Ксанф закончил работу над картиной «Арес и амазонка».
Леотихид был в восторге. Он повесил творение Ксанфа на стене своего просторного мегарона, куда в утренние часы достигали лучи солнца, падавшие в широкие окна.
Картина Ксанфа была настолько хороша, что две другие картины, на которых были изображены обнаженные нимфы, немедленно были сняты с этой стены. Все недостатки этих двух картин, приобретенных некогда отцом Леотихида, проступили с неумолимой отчетливостью рядом с работой знаменитого тегейца. Фигуры обнаженных нимф в сравнении с полуобнаженной Дафной, изображающей на картине идущую в сражение амазонку, мигом утратили в глазах придирчивого Леотихида всякую привлекательность. Леотихид велел слугам бросить обе картины в огонь.
Стоя возле пылающего очага и декламируя стих Гесиода, в котором прославлялся огонь, дарованный людям Прометеем, Леотихид принимал различные позы, подобно актеру на подмостках театра.
Сидевшие за столом Ксанф и Дамо, улыбаясь, глядели на царя, вошедшего в роль. Они даже забыли про еду – утренняя трапеза была в разгаре, – захваченные актерством Леотихида.
Раб-привратник, вошедший в мегарон, растерянно замер на пороге, глядя на смеющихся и хлопающих в ладоши Дамо и Ксанфа, которым Леотихид отвешивал изящные полупоклоны.
Увидев привратника, Леотихид спросил:
– Чего тебе?
– Там, – привратник кивнул через плечо, – пришел Булис, сын Николая. Я сказал ему, что сейчас время завтрака, еще слишком рано… Но Булис непременно желает тебя видеть, господин.
– Глупец! – рявкнул Леотихид. – Немедленно впусти Булиса! Ступай! Не заставляй его ждать.
Привратник исчез за дверным пологом.
– Не хватало только, чтобы эфор-эпоним рассердился на меня, – промолвил Леотихид, присаживаясь к столу и принимаясь за жаркое из зайчатины. – Пока Булис у власти, я могу не сбривать усы, несмотря на брюзжание стариков.
Леотихид горделиво пригладил указательным пальцем свои густые усы, которые он всячески лелеял.
– О, милый, тебе так идут усы и завитая борода! – с кокетливой улыбкой проговорила Дамо. – Прошу тебя, завей и волосы, как это делает Булис.
– Хорошо, я подумаю, – улыбнулся жене Леотихид.
Оказалось, что Булис пришел не один. С ним был Амомфарет, отец Дамо.