Амомфарет был почти на целую голову выше Булиса, хотя тот отнюдь не являлся малорослым. В облике Амомфарета чувствовалась недюжинная сила, это невольно внушало уважение к нему. Лицо Амомфарета имело довольно грубые черты. У него были толстые губы и широко поставленные глаза. Его сломанный в юности нос имел заметную кривизну. Амомфарет был не только чудовищно силен, но и обладал несгибаемым мужеством, о чем говорили многочисленные шрамы у него на лице и теле.
Амомфарет глубоко уважал Булиса за воинское умение, какое тот проявлял в битвах, и за его решимость умереть за Спарту от рук персов. Отношение Амомфарета к Булису не изменилось и после того, как в поведении последнего появились тяга к роскоши и ничем не прикрытое зазнайство.
«Благо, принесенное Булисом Лакедемону, слишком велико, поэтому спартанцы могут закрыть глаза на некоторые его чудачества», – так говорил Амомфарет, оправдывая Булиса.
– Вот, не утерпел, пришел с утра пораньше, чтобы взглянуть на картину твоего друга-художника, – сказал Булис Леотихиду после обмена приветствиями.
Юная супруга Булиса побывала в гостях у Леотихида еще вчера, она-то и сообщила супругу о том, что Ксанф нанес на свое творение последние мазки.
– Галантида вчера пришла домой, полная восторгов, – молвил Булис. – Картина ей очень понравилась. Где же она?
– Вот! – отступая в сторону, ответил Леотихид. Он широким жестом указал на стену мегарона, залитую ярким солнечным светом.
Ставни на окнах были открыты, занавески отдернуты.
– Ну-ка, ну-ка… – с любопытством пробормотал Булис, подходя к озаренной утренним солнцем стене и впиваясь глазами в картину.
Амомфарет последовал за Булисом.
На картине был изображен Арес в панцире, с копьем и щитом, в боевых поножах. На голове Ареса был шлем с белым султаном из конского волоса. Вокруг на примятой траве в беспорядке лежали тела сраженных воинов. Невдалеке, за спиной у бога войны, виднелась зубчатая крепостная стена с башнями. Мимо Ареса пробегает амазонка, спеша в сражение. У нее на голове фригийский колпак, короткий хитон с разрезами на бедрах подчеркивает красоту телесных форм юной воительницы. Прекрасное лицо амазонки, обрамленное растрепанными волосами, полно ратного пыла. В руках амазонка сжимает легкий щит в виде полумесяца и двойную секиру на длинной рукояти.
Стоя позади гостей, Леотихид коротко рассказал им о сюжете картины, взятом из «Илиады». Как известно, Арес и амазонки сражались против ахейцев на стороне троянцев. На картине Ксанфа был запечатлен момент, когда Арес и женщины-воительницы отогнали войско Агамемнона и Менелая от стен Трои.
Будучи воинами до мозга костей, Булис и Амомфарет прежде всего восхитились тем, с какой точностью художник изобразил на картине оружие и доспехи. Эти двое обратили внимание и на игру мышц на бедрах бегущей амазонки, а также на верно подмеченный художником покрой ее хитона. Рассуждать о композиции в целом Булис и Амомфарет не стали. Им, не знакомым с канонами живописи, не было дела до света и тени, до глубины и насыщенности цветовой гаммы. Частное они выделяли из общего и ценили гораздо выше незначительные на первый взгляд детали только потому, что были знакомы с ними, как никто другой.
– Арес неплох и амазонка как живая! – восхищенно произнес Булис, повернувшись к Леотихиду. – Мне бы такого друга-художника! Я попросил бы его изобразить Галантиду в образе Артемиды или в виде богини Ники.
Леотихиду было ведомо, с каким обожанием относится Булис к своей юной жене, поэтому он шепнул ему на ухо:
– Ты же богат, как Крез, дружище! Предложи Ксанфу хорошую плату, и он исполнит любое твое желание.
Булис взглянул на Леотихида, вопросительно поведя бровью: «В самом деле?»
Леотихид ответил столь же выразительным взглядом: «Бесспорно!»
Амомфарет тоже похвалил картину, хотя и более сдержанно.
Пригласив гостей к столу, Леотихид с воодушевлением поведал им, что теперь Ксанф намерен приступить к другой картине.
– На этой картине не будет панцирей и копий, на ней будет изображена пламенная любовь Афродиты к Адонису, – разглагольствовал Леотихид, не давая Ксанфу вставить ни слова. – Натурщиками опять станут Леарх и Дафна. Причем оба будут обнажены, как и полагается по сюжету. Это будет дивное переплетение – красота нагих тел и чувств! Богиня и смертный юноша, страсть и нега!
С возвращением из Микен Еврибиада, сына Евриклида, в Спарте все громче стали звучать разговоры о неизбежной войне с Аргосом. Еврибиаду так и не удалось примирить микенян с аргосцами. Первые обвиняли аргосцев в вероломстве и не собирались отказываться от постройки стен, видя в этом залог своей безопасности. Вторые, озлобленные тем, как стремительно разваливается созданный ими союз арголидских городов, не желали усиления Микен.
Еврибиад предложил враждебным сторонам прибегнуть к третейскому суду, как бывало встарь. Микеняне согласились с этим предложением, но аргосцы отказались от этого.