32--80 Сборник детективов про Ника Картера

Они вытолкнули меня вперед, и я услышал Чоени позади нас. Она говорила с двумя боевиками, которые более или менее несли ее, направляясь в другом направлении.

Это была какая то банда, несмотря на военную форму. Солдаты в грузовике толкали и подталкивали меня, пока я шел между ними к невысокому зданию с дверью, но без окон слева. Одна лампа добавила свой свет к свету, лившемуся из двери. Меня втолкнули внутрь, и дверь быстро закрылась за мной.

Комната была похожа на офис со шкафами для документов, письменным столом и пишущей машинкой.

«В ваших документах написано, что вас зовут Мэтсон, Говард Мэтсон, — сказал мужчина в тюрбане. — Я хочу знать правду. Кто ты такой и почему ты тут шныряешь?

«Я бизнесмен, вот и все».

"С этими вещами?" Он держал Вильгельмину и Хьюго. Очевидно, они забрали их у меня в грузовике. Он отложил их в сторону и повернулся ко мне с жуткой ухмылкой. «Да ладно, мистер Мэтсон, вы нас недооцениваете».

Я решил еще некоторое время играть роль дерзкого американца, хотя и подозревал, что мои охранники знали обо мне больше, чем они хотели признать.

«Послушай, — огрызнулся я, — может, ты фанатик этих тупых индийских крестьян, но, насколько мне известно, ты просто гангстер, преследующий людей. Вы и ваши наемники выглядите дерьмово. Я видел больше дисциплины в стае волков. Не пытайся приблизиться ко мне, иначе я так сильно ударю, что ты начнешь стонать. А теперь развяжи мне руки!

Это был старый трюк с возмущением, и он служил своей цели. Это привело его в замешательство и гнев. Он встал и сильно ударил меня; Я отвернулся и, развернувшись, сильно ударил его ногой. Потом меня сзади ударили по почкам. Боль была ужасной.

Я больше не сопротивлся и позволил двум мужчинам подтащить меня к столу. Они перерезали веревки и приставили пистолеты к моей голове.

— Раздевайтесь, — приказал их капитан. 'Полностью.'

Я не возражал. Когда мою одежду убрали, они грубо потащили меня на стол и привязали к нему, расставив руки и ноги.

Их капитан проковылял к столу и осмотрел меня.

— А теперь, мистер Мэтсон, — начал он, — может быть, вы хотели бы рассказать нам немного о себе. Кто ты? Что ты здесь делаешь?'

— Я американец, — сказал я непреклонно. — Вам не нужно знать больше. Если консул США узнает это

Он засмеялся. Как и мужчины вокруг него.

— Консул? В Калькутте? Вы шутите, мистер Мэтсон, или как вас там. Через два дня в Калькутте больше не будет американского консульства. Может, даже уже и не в Калькутте. Но ты уже все это знаешь, не так ли?

Я сказал, что не знаю, о чем он говорит. Он слишком терпеливо кивнул.

— Конечно, конечно, — сказал он, отворачиваясь. Когда он снова повернулся ко мне, я увидел в его руке длинную бритву. Внезапно я убедился, что это была не такая уж хорошая идея, в конце концов, позволить мне быть захваченным.

— Вы когда-нибудь чувствовали боль, Мэтсон? — спросил мужчина. «Ужасающую, невыносимую боль, которая разрывает кишки и заставляет просить о быстрой смерти?»

Бритва сверкнула по моему лицу; она была шести дюймов в длину и такой острый, что мягко блестела в утреннем свете. Когда лезвие впервые коснулось моей кожи, я не подумал, что оно попало в цель — разрез был таким контролируемым, таким гладким. Я повернул голову, чтобы посмотреть на свою левую руку. Лезвие начало с кончика моего указательного пальца, пересекло ладонь, прошло мимо запястья и поднялось к моему плечу, затем изогнулось и зацепилось чуть выше ключицы.

Первая боль нахлынула, когда я увидел, как лезвие врезалось мне в запястье. Я закрыл глаза, но это началось. Я хотел закричать.

— Вы когда-нибудь слышали о смерти от тысячи порезов, мистер Мэтсон? Это древняя восточная пытка, обычно применяемая, когда кто-то хочет получить информацию, а жизнь заинтересованного лица не имеет никакой ценности. О, я не скажу, что все жертвы тысячи порезов умирают. Некоторые выжили. Все их тело покрыто шрамами. Обратите внимание, как разрезы проходят только через первый слой кожи, так что вдоль линии разреза образуется лишь несколько капель крови. Двигаясь вперед, мы находим новые пути и погружаемся все глубже и глубже. Когда порезы переходят от головы и груди к гениталиям, даже самый сильный мужчина кричит. Немногие люди могут терпеть боль».

Следующий порез был таким же, как и первый, но на моей правой руке и руке. На этот раз бритва вошла глубже… жгучая, жгучая боль, которая невольно вызвала фырканье удивления через ноздри. Мои зубы и губы были сжаты. Я подумал: «Если я откажусь открыть рот, мне будет легче сдерживать крики боли».

Высокий человек понимал свою работу. Я увидел сияние удовольствия в его глазах, напряжение мышц вокруг его носа и искривленных губ, когда нож двинулся обратно к моему телу — на этот раз к подбородку — очерчивая третью линию разреза на моей груди и животе.

Индиец снова заговорил. Я открыл глаза, не зная, когда закрыл их.