33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине

– Ну вот! – Штин пошёл от окна и взял другую папиросу. – Граф командовал 3-м конным корпусом. В марте 16-го меня прикомандировали к его штабу обновить и выверить карты для наступления. Так я с ним познакомился… Примечательный был человек… К нам, штабным, относился как к больным детям, любимым, но больным… У меня на первых порах даже сложилось мнение, что лошадей он любит больше, чем людей! Но я ошибался! – Штин хмыкнул и закурил. – Больше всего он любил дело! До начала наступления было затишье… и он стал устраивать охоты на манер парфорсных, выучка Офицерской кавалерийской школы… Меня-то этим не удивишь… Кстати, мы оказались соседями, поместье папа́ было в Брянской губернии, на границе с Курской: и лес и степь, и мы с папа́, что зимой, что летом, десятки вёрст… не вылезая из седла… Я с четырёх лет, как до стремени стал рукою дотягиваться, так в седло… и никаких там пони, сразу дончак, папа́ предпочитал их, хотя любил и английских скаковых… но это если визиты к соседям или в город. И я попросился на одну охоту, здесь граф меня и приметил, с тех пор от себя не отпускал. А мне это было на руку, только ему надо было на восток, в тыл, сделать офицерам променаж и выучку, а мне на запад, ближе к фронту, да на высотку, чтобы лучше было видно… С картами у нас, особенно в начале кампании, беда была! Хотя, казалось бы, ещё в Маньчжурскую научиться бы, что без точных карт – плохая война. И он со мной… Он на рекогносцировку, а я… план-схему, а потом на карту… Однажды заехали в разрыв между полками и наскочили на австрияков, их разъезд… Пришлось пострелять… под графом ранили коня… Что у вас там, Мишель, принесли что-нибудь? – Штин подошёл к стенке и ударил по ней ногой.

Михаил Капитонович достал флягу и положил её на тумбочку. Через минуту открылась дверь, и в палату на костыле приковылял китаец со знакомым саквояжем.

– А где Иван? – с удивлением спросил его Штин.

– Ивана нету… Ивана – Канада ходи́! – сказал китаец, солдат из отряда Ли Чуньминя, который, выпрыгивая в то утро из вагона, сломал ногу.

– Как нету? Какая Канада? – Штин оторопел.

– Моя не знай, моя знай – Ивана Канада ходи́!

– Что за чёрт? Ладно, ставь сюда…

Китаец поставил саквояж на тумбочку и заковылял из палаты.

– Вы слышали, Мишель? Что за чушь? – Он выглянул в коридор и крикнул дежурной сестре, чтобы та позвала доктора Мигдисова.

Доктор пришел через десять минут, в течение которых Штин молча расхаживал по палате, и Михаил Капитонович, не зная, что сказать, наблюдал за ним. Налитые рюмки стояли нетронутые.

– Степан Гаспарович… – начал Штин.

– Вы, наверное, хотите поинтересоваться… – перебил его врач, – куда девался этот ваш Иван Блызнюк? Могу сказать только, что я его не выписывал, хотя он просился, и вам не сообщал именно потому, что я отказался его выписать. Я же не думал, что он… Сам только что узнал, что он сбежал… – Доктор замолчал и стал смотреть на Штина.

Тот стоял в середине палаты, смотрел на доктора и тоже молчал. Тогда снова начал доктор Мигдисов:

– Он – это уже сегодня выяснилось – подговорил нянечку, молоденькую, дал ей денег, она принесла ему одежду, и они сбежали оба, нянечка даже не попросила расчёт… Вот всё, что я могу вам дать в качестве объяснения, уважаемый… Штин не дал ему закончить:

– Простите, доктор, я за этим пареньком даже не ожидал такой…

«Прыти!» – мысленно договорил за него Сорокин.

– Спасибо, Степан Гаспарович! Ещё раз извините великодушно!

Доктор откланялся и вышел. Штин выпил рюмку и закурил. Он долго молчал, и Сорокин сидел тихо и не смел возобновить разговор.

– Быдло! – вдруг сквозь зубы процедил Штин. – Я и значения не придал, когда он стал выспрашивать у меня: «Шо цэ такэ Канада, да хдэ цэ така Канада…» Вот такой у нас народ! Ещё покойный папа́ не раз говаривал, что на наш народец полагаться нельзя… Чернь! Быдло! А по-польски быдло – это скот!

Михаил Капитонович смотрел на Штина, и в его душе росло удивление: он никогда не видел его таким раздосадованным и злым. Даже когда от начальства поступали совсем глупые распоряжения, Штин только шутил и смеялся; с солдатами же он всегда был прост, предупредителен и заботлив. Поступок Янко расстроил Сорокина тоже, он уже успел к нему привыкнуть, но вдруг он почувствовал странное облегчение: а если этому Янко повезёт и он действительно уедет в Канаду? Михаил Капитонович вспомнил, что уже полгода в Харбине работают вербовочные пункты, которые набирают железнодорожных строителей. Если так, то надо порадоваться за этого совсем ещё мальчишку, может быть, он хотя бы там найдёт свою удачу и сможет помочь больной матери, а глядишь, и заберёт её к себе. Тут Михаил Капитонович вспомнил слова доктора о том, что Ивану помогла молоденькая нянечка, они и исчезли вместе: «…и даже не попросила расчёт!..» Он глядел на ходившего из угла в угол Штина и улыбался. Штин этого не заметил.