33 (сборник)

– Не знаю. Наверно, придётся сказать маме. Как ни странно, мама отреагировала довольно спокойно на эту новость. Сразу же потащила меня в больницу сдавать какие-то анализы. На следующий день решено было идти на аборт. «Или он замуж тебя зовёт?» – на всякий случай поинтересовалась мама.

Какое же это отвратительное слово – «аборт». Ночь перед больницей я не спала. Стоило мне закрыть глаза, как изо всех углов на меня начинали ползти младенцы, они тянули ко мне свои ручонки и пищали «мама, мама, мама». Я в ужасе открывала глаза и с усилием тёрла лоб, подходила к окну, смотрела на знакомый до боли пейзаж и на тёмные окна молодого папаши, который сейчас, наверно, храпел и пускал слюни в подушку.

Так, в 16 лет я испытала первый наркоз. Это было ужасно страшно и интересно. Я видела коридоры и медленно плыла по ним. А тело было гибкое и лёгкое, я могла даже завязаться в узел. Мой полёт сопровождался тяжёлой рок-музыкой в замедленном воспроизведении. На следующий день я пошла в школу.

Я не сдержала слово не заниматься сексом никогда. Трогая друг друга за коленки под партой, мы не могли дождаться окончания урока. На перемене прибегали к нему домой. Прямо в прихожей, не раздеваясь, я приспускала джинсы и отставляла в сторону трусики, он расстегивал молнию на брюках и трахал меня сзади. Но теперь мы были хитренькие – он не кончал в меня. Потом мы бежали на урок.

Однажды я сказала Артёму, что мне нравятся творческие люди, а он только кулаками может махать. Правда, с помощью этих самых кулаков он смог доказать свою горячую любовь ко мне. Проще говоря, избил старшеклассника, который ко мне клеился. Мне этот факт, конечно же, льстил, но я хотела, чтобы любимый стал мужчиной моей мечты. Каратист любил меня и хотел соответствовать моим идеалам, поэтому вскоре научился очень даже неплохо играть на гитаре и исполнял для меня матерные лиричные песни из репертуара Юры Хоя.

Как-то мы занимались любовью у него в комнате, приперев дверь гитарой, чтобы никто не смог зайти в неподходящий момент. В другой комнате его родители что-то отмечали. В дверь постучала его мама, ей нужен был баян. Я, как была, голышом, спряталась за занавеску. Тёма открыл дверь. Мама ушла с баяном, мы продолжили секс под «ой, цветёт калина», доносившийся из соседней комнаты. Думаю, его мама не могла не заметить мои босые ноги, торчавшие из-под занавески. Ну и ладно.

Как все девчонки, в 16 лет я писала стихи.

Вот это, по-моему, заслуживает отдельного внимания, не в смысле творчества, по-другому.

Я живу на земле, не живя,
Я люблю тебя, но не любя.
Я грущу, по жизни смеясь,
Я смеюсь, но по жизни плачу.
Я ведь в жизни ничто не значу,
И плевать, что на улице грязь.

Прочитав это сейчас, я поняла, что напророчила. Ключевая здесь фраза «Я ведь в жизни ничто не значу». Ощущение незначительности своего проживания на этой земле меня волновало и тогда. Не значить в жизни – для меня самое страшное. Здесь имеется в виду значимость всенародная и непоколебимая. Без неё жизнь теряет смысл. Отсюда и дискомфорт, и неудовлетворённость, и раздвоение личности. Вроде, живу, а вроде, и нет, вроде, люблю, но как-то не так. Мне не признания родных и близких нужны, не семья со всеми вытекающими последствиями, а что-то большее. Мне нужно застолбить за собой место в этом мире, занять его на века. А ещё мне нужен человек, который смотрит под моим углом зрения. Как бы банально это ни звучало, мне нужна моя «половинка». С Артёмом было всё хорошо, но чувствовала я, что он не половинка. А какая она, моя половинка? Я не знаю.

Стихи я писать перестала, как только поняла, что никогда не напишу лучше классиков, которых читала. «Если не стану великим писателем, то может хоть с половинкой всё сложится», – размышляла я.

Глава 5. Информация

Отношения моих родителей совсем разладились. Не то чтобы они стали чаще ругаться, напротив, всё больше молчали. Папа стал редко ночевать дома, а потом и вовсе ушёл. Я не переживала, у меня своих проблем хватало. А затем появился дядя Лёша. Маленький, усатый дядька с карими хитрющими глазами. Дядя Лёша считал себя очень умным и поэтому много говорил, обо всём: о культуре, о политике, о природных катаклизмах, о соседке-самогонщице, о соседке-гадалке, обо всех жильцах нашего дома – он знал всё обо всех. Причём каждое его высказывание начиналось со слов «поступила такая информация…». Так к нему и прилипло прозвище «Информация». Я до сих пор думаю, кто же снабжал его продуктами интеллектуальной деятельности?