— Интереснее всего было наблюдать, как воспринималось развитие событий участниками Генеральной Ассамблеи ООН. В кулуарах всегда толпились люди у телетайпов, отстукивавших новости, передаваемые телеграфными агентствами. Каждый раз, когда телетайпы отстукивали «Вашингтон», все как-то напрягались и заранее хмурились: ждали новых тревожных известий. И не ошибались. «Продолжается концентрация американских вооруженных сил на подступах к Кубе», «Мобилизованы резервисты авиации», «Разработаны планы строительства новых бомбоубежищ», «Сенаторы требуют срочного вторжения», «Американские военные суда задерживают корабли, идущие на Кубу» — вот о чем сообщалось из Вашингтона. Когда же на телетайпных лентах появлялось слово «Москва», люди облегченно переводили дух, у них воскресала надежда, и они опять-таки не ошибались: спокойно и деловито Советский Союз предлагал новые шаги для ликвидации кризиса...
Советское правительство в первые же дни кризиса твердо поставило на свое место тех, кто рассчитывал, что называется, нахрапом, с наскока захватить Кубу и восстановить там те порядки, какие существовали, когда на острове хозяйничал американский сатрап Батиста. В тоже время Советское правительство ясно показало, что оно готово к поискам такого решения, какое смягчило бы остроту кризиса и позволило бы восстановить мир и спокойствие в районе Карибского моря. Главным при этом было предотвратить агрессию против Кубы.
Пущенная на полный ход американская машина пропаганды неизбежности войны испытывала все большие затруднения. Положение для нее усложнялось тем, что со всех концов мира шли известия о бурных протестах против действий Соединенных Штатов. Сквозь зубы, где-то на последних страницах, в дебрях реклам, газеты вынуждены были сообщать о том, что происходит в Лондоне и Токио, в Праге, в латиноамериканских городах, — там шли бурные демонстрации протеста.
И все же «бешеные» шли напролом. Не успели американцы утром в субботу 28 октября выслушать по радио сообщения о новых важных предложениях Советского правительства, открывающих путь к мирному урегулированию кубинского кризиса, как снова завыли фурии. Воскресный номер «Нью-Йорк таймс» вышел под огромным заголовком: «Соединенные Штаты отклоняют советские предложения», а «Нью-Йорк геральд трибюн» истерически заявила: «Следующий шаг — ультиматум». Газеты писали, ссылаясь на анонимные источники: вторжение на Кубу — дело не недель, а дней или скорее даже часов. И только на тридцатой (!) странице «Нью-Йорк таймс» было напечатано послание Кеннеди, в котором говорилось, что если оружие, которое правительство Соединенных Штатов считает «наступательным», будет демонтировано и вывезено с Кубы, то США обязуются дать «гарантии против вторжения на Кубу». Причем другие нации Западного полушария, заявил президент, были бы готовы поступить таким же образом.
Этот шаг открыл путь к мирному урегулированию острой ситуации, сложившейся вокруг Кубы. Как помнит читатель, на основе предложения, внесенного Кеннеди в тот день, было выработано компромиссное соглашение, обеспечившее сохранение мира. Оно застигло врасплох службу психологической войны, раздувавшую военную истерию. И уже после того, как было достигнуто соглашение о прекращении блокады и об отказе США и их союзников от вторжения на Кубу, — соглашение, отвратившее атомное удушье от нашей планеты, — американские еженедельники вышли с устрашающими обложками. «Большая развязка?» — вопрошал в номере от 5 ноября журнал «Юнайтед Стейтс нью энд рипорт». «Развязка. Цена свободы всегда высока», — утвердительно заявил «Ньюсуик» в тот же день. «Развязка на Кубе», — в свою очередь сулил «Тайм». «Наполненная опасностями неделя, — гласила надпись на обложке «Лайф».
Так сработала сила инерции — журналы невольно выдали тайные замыслы тех, кто рассчитывал на совершенно иной исход описанных здесь событий: явно имелось в виду, что все эти журналы — а они ведь печатаются заранее! — попадут в руки читателей, когда уже начнется война...
Так обстояло дело по ту сторону океана. Теперь о том, как воспринимались октябрьские события на восточном берегу Атлантики. Здесь все выглядело иначе, — беседуя с различными деятелями, я снова и снова вспоминал героев Пиранделло. Вот уж действительно — каждому свое! И если даже в Соединенных Штатах многие люди, учуяв, что у самого их дома тлеет шнур термоядерной войны, начали проявлять тревогу, то что говорить о Западной Европе? Ведь она дважды на протяжении жизни одного поколения испытала, что это такое — мировая война!