33 визы

Теперь речь идет уже не о Южном Уэльсе, а о нашей стране. Шахтеры рассказывают нам о том, как в 1964 году они приплыли к нам на теплоходе «Балтика», — ездили сразу четыреста рабочих. До чего же интересное было путешествие! Как много тогда узнали шахтеры об удивительной большевистской стране, о которой газеты пишут так много и все по-разному. А один из шахтеров Кума с какой-то делегацией еще в 1961 году добрался до самого Кузбасса и поглядел, как там добывают уголек...

Вдруг снова появляется служащий администрации. Его лицо светится: о, какой великолепный сюрприз приготовил он советским гостям! Знают ли они, что здесь, на шахте Кум, работает их земляк, да, да, настоящий земляк, мистер Костьютшок, — простите, у русских трудные имена... И вот уже к нам протискивается бочком улыбающийся дяденька в таком же, как у всех шахтеров, темном костюме, с цепочкой от часов поперек жилетки.

— Не-е, — говорит он, — я просто Костючок. Я ж с под Сарн. С под самой старой границы. Ах, боже ж мой, так вы, значит, правду с Москвы? Ну як же ж воно там?..

Чувствуется, что наш неожиданный собеседник действительно взволнован этой встречей, — он не видел советских людей, наверное, лет пятнадцать-двадцать. Но его что-то связывает, и он вдруг, не дожидаясь ответа на свое всеобъемлющее и, наверное, искреннее «як же ж воно там?», вдруг, мешая русские, украинские и английские слова, начинает барабанить, словно выученный урок, рассказ о том, как хорошо живется рабочему человеку в Великобритании. Служащий компании внимательно глядит на него. Шахтеры, сидящие рядом, прислушиваясь к отдельным английским словам, вылетающим изо рта у Костючка, догадываются, о чем идет речь, и тихо посмеиваются.

Костючок докладывает, что он, как справный бурильщик, «выколачивает», — он вспомнил это старое русское словечко, — двадцать два фунта стерлингов в неделю, да жена его, «английская баба», как он сказал, приносит домой шесть фунтов, — «она в магазине торгует», да дочка — юниор секрэтери, «ну, младшая секретарша по-вашему», зарабатывает пять фунтов. В общем, с голоду Костючок со своей «английской бабой» и английской дочкой, конечно, не умирает, он даже домик приобрел в рассрочку. Вот кара, конечно, нет, — «кар» — это по-ихнему «автомобиль», — на кар духу не хватает, но можно и без него прожить...

Слова у Костючка бодрые, солидные, как его цепочка от часов на животе, но в серых тусклых глазах у него светится какая-то неизбывная тоска, и этот контраст так силен, что я, может быть, не очень вежливо обрываю его заученный рассказ и попросту спрашиваю своего бывшего соотечественника, каким ветром его занесло в Южный Уэльс.

Костючок усаживается поудобнее и выкладывает свою автобиографию, которой хватило бы на добрую повесть: перед войной он приехал работать в Донбасс, стал шахтером, все вроде бы шло ладно, работал он на шахте 4‑бис, близ Ворошиловграда, но вот по молодости лет малость свихнулся, стал прогуливать, связался с нехорошими людьми, попал в тюрьму. Отсидел семь месяцев — выпустили, а тут война, мобилизация.

В это время генерал Андерс начал формировать свою польскую армию. Костючок знал польский язык, и его взяли туда. А Андерс, отказавшись воевать на Восточном фронте, увел армию за границу — сначала в Иран, потом еще дальше. Так наш Костючок попал в Африку, а оттуда в Италию. Там воевал...

Наступил мир — стала решаться судьба уцелевших солдат: куда ехать? В Советский Союз? Офицеры стращали: тем, кто служил у Андерса, там не жить. В Польшу? Говорили, что там все разрушено, к тому же у Костючка в Польше ни родных, ни знакомых. Андерс объявил: я сам еду в Англию, и всем, кто отправится со мной, будет гарантирована работа и приличная жизнь. А может быть, армия Андерса еще и придет из Англии в Польшу, как к себе домой...

— Это он думал, что Миколайчик там старый режим сделает. Не‑е, — певуче протянул Костючок. — Попервоначалу, в общем, было ничего, хотя ночью все наша Украина снилась. Нашел бабу, не‑е... Пошли дети рождаться... Работа нашлась, — я ж к шахтерскому делу был еще в Донбассе приучен... Думал так: подзаработаю деньжонок, возвернусь все-таки в Сарны, не‑е... Писал домой... Ответу не было. Потом отписали з сельсовету: никого из Костючков живых нету... И вот теперь Костючок вроде английский гражданин, не‑е...

Он горестно умолк, и всю его напускную бодрость, с которой он к нам подходил полчаса назад, словно ветром сдуло. Он сидел молча, понурый, глядел на дно опустевшей пивной кружки, словно забыв о том, где находится. Все ж таки по ночам ему, наверное, и теперь снится Украина.

— Друзья, друзья, — снова вмешалась неутомимая Нина Васильевна Мак-Кларедж, — ну что вы притихли? Давайте споем. Господа, наши советские гости никогда, наверное, не слыхали наших замечательных уэльских песен. Споемте, споемте, господа!..