33 визы

Может быть, кое-что и изменилось в деталях, но, право же, и сегодня, 47 лет спустя, Гамбург все тот же, город-работяга, умеющий удивительно весело жить, трудиться и, когда истощается терпение, огрызаться на сильных мира сего. Здесь на многие вещи смотрят иначе, чем в Бонне, и, во всяком случае, по-другому, нежели в Мюнхене, хотя — не будем этого забывать — здесь же, в Гамбурге, свил свою паутину апостол контрреволюции, могучий властелин самой реакционной прессы в Европе Аксель Цезарь Шпрингер, который фабрикует три из каждых четырех экземпляров газет, продающихся в киосках, и здесь же обитают многие весьма влиятельные лица, которым хотелось бы и тут распространить мюнхенские политические веяния...

И не случайно — нет, не случайно! — сильной и коварной партии христианских демократов, которая свыше двух десятилетий удерживала Федеративную Республику Германии под своей давящей властью, так и не удалось ни разу захватить в свои руки контроль над Гамбургом — правящий в нем сенат всегда оставался в руках социал-демократов. И хотя, конечно, социал-демократы — это всего лишь социал-демократы, но в нынешних условиях ФРГ и такой факт говорит о многом. Не случайно, видимо, и то, что хотя Коммунистическая партия Германии в ФРГ все еще остается под запретом, но коммунисты здесь работают открыто, а в рабочем районе, который был в 1923 году центром восстания, я увидел легально существующий мемориальный музей ее вождя Эрнста Тельмана.

Мы приехали к этому чудом устоявшему в пору адских бомбежек 1945 года обычному пятиэтажному, без всяких архитектурных украшений, рабочему дому под вечер в воскресенье. Музей был закрыт, но у висевшей на стене памятной доски лежали свежие цветы, а в витрине были заботливо размещены фотографии и вырезки из газет, посвященные не только памяти Тельмана, но и событиям сегодняшнего дня.

На доске я прочел:

«Помни! В этом доме жил Эрнст Тельман, председатель Коммунистической партии Германии. Он родился 16 апреля 1886 года в Гамбурге, был арестован гестапо 3 марта 1933 года в Берлине и убит после почти двенадцатилетнего заключения 18 августа 1944 года в концлагере Бухенвальд».

Я присмотрелся к витрине — там была выставка, посвященная подписанию договора между СССР и ФРГ от 12 августа 1970 года, и рядом многозначительные и полные глубокой убежденности слова Эрнста Тельмана: «7 ноября 1917 года является началом величайшего переворота в истории человечества. Решительная победа русских рабочих, крестьян и солдат над объединенными силами помещиков и капиталистов изменила лицо мира. Ныне в мире не происходит ни одного значительного политического события, которое не испытало бы на себе влияния самого факта существования Советского Союза. В истории классовой борьбы началась новая эпоха». Тельман написал эти строки в «Гамбургер фольксцайтунг» 7 ноября 1925 года.

Много воды утекло в Эльбе с той поры, много крови было пролито, путь истории сложился иначе, чем он представлялся гамбургским докерам, которые вслед за парижскими коммунарами решились штурмовать небо в октябре 1923 года, но есть уже на старой германской земле первое в истории этого народа социалистическое государство рабочих и крестьян — Германская Демократическая Республика, а дети и внуки ровесников Тельмана продолжают начатое им дело наперекор невероятно трудным условиям, все еще существующим в ФРГ.

Возивший нас по Гамбургу старик шофер, заметив, что я что-то записываю у той витрины, вдруг сказал внешне бесстрастным голосом:

— А я его слышал. — И потом настойчиво повторил: — Да, я его слышал. И Розу Люксембург слышал. Она выступала у нас на митинге. Это было в восемнадцатом году. У Дома профсоюзов. — Помолчал и добавил: — А восстание было вот здесь, в этом самом рабочем районе. Я тогда был, можно сказать, мальчишкой, но все помню. Сильная стрельба была. Трамваи лежали на боку, перевернутые. Везде баррикады. — Помедлил еще и сказал: — И еще хочу, чтобы вы записали: я в профсоюзе пятьдесят один год, а членом партии Гитлера не был никогда. Никогда. — Он замолчал, словно утомленный длинной речью.

Это был неразговорчивый старик. Но мне показалось, что ему нужно было сказать советскому человеку то, что он сказал.