33 визы

Некоторые пользовались велосипедами, ехали на них по двое, по трое. К велосипедам были привязаны ручные тележки. Хромой немец толкал перед собой белоснежную детскую коляску, прикрытую зонтом: в коляске был драгоценный груз — грязный, немытый картофель. Прошли две мрачные монашки в белых накрахмаленных чепцах.

На город уже спускались томительные и нудные октябрьские сумерки, когда мы въехали в Потсдам. Здесь все как-то сразу изменилось, и мы невольно с облегчением вздохнули, словно вырвались на свет божий из гнетущего мертвого царства: Потсдам пострадал значительно меньше, чем центр Берлина, к тому же его богатые парки как бы маскировали руины, отвлекая внимание от них. Увядающие клены, густая сочная зелень все еще не поддающихся осени дубов, белый мрамор бесчисленных памятников и статуй, поздние цветы на клумбах, засыпанные пестрой листвой чаши небьющих фонтанов — было во всем этом что-то глубоко лирическое, далекое от суровой реальности последствий войны. Изящный, похожий на большую розовую игрушку дворец Фридриха — Сан-Суси, — словно случайно, по ошибке очутившееся здесь, в казарменном прусском мире, прихотливое детище французского барокко, — уцелел от разрушения. Молчаливые немецкие служители провели нас по гулким пустым залам. Почти все ценности дворца гитлеровцы вывезли куда-то на запад, но кое-что все же сохранилось; дворец пережил страшное гитлеровское лихолетье.

И все же не эти чудесные парки и даже не этот дворец произвели на нас самое глубокое впечатление. Ведь с июля 1945 года самое слово «Потсдам» приобрело новое звучание, новый смысл: Потсдам вчерашний — резиденция германских императоров, символ пруссачества, реакции; Потсдам теперешний — надежда на послевоенное сотрудничество победителей. Ведь именно здесь, в Потсдаме, руководители трех союзных держав выработали три месяца назад решения, призванные обеспечить мир во всем мире.

По усыпанной гравием дорожке мы подошли к очень обыденному внешне дому из серого дикого камня под красной черепичной крышей. Тут, в небольшом дворце бывшего немецкого кронпринца, носящем имя «Сесилиан-гоф», работала Потсдамская конференция. Всю обстановку бережно сохранили в том самом виде, в каком она осталась в июле 1945 года, когда участники конференции разъехались по своим странам. Вот здесь, в отделанном темным мореным дубом зале с высокими решетчатыми окнами, за круглым столом, покрытым темно-красным сукном, шли заседания.

В этом доме было выработано решение об учреждении Совета министров иностранных дел, причем было указано, что его основной задачей является проведение «необходимой подготовительной работы по мирному урегулированию». Здесь было постановлено искоренить нацизм и принять все меры, чтобы германский милитаризм никогда больше не возродился. Здесь были определены западные границы Польши. Здесь были разрешены и многие другие важнейшие вопросы, имеющие первостепенное значение для мирного урегулирования в Европе и во всем мире.

Миллионы людей во всем мире, читая и перечитывая эти решения, с надеждой ждали претворения их в жизнь. Но впереди еще была долгая борьба за выполнение потсдамских соглашений. И первым сигналом о том, какой упорной и сложной будет эта борьба, явилось опубликованное за несколько дней до нашего вылета из Москвы лаконичное сообщение из Лондона: «Совет министров иностранных дел сегодня приостановил заседания, не приняв никаких решений...»

В последующие годы — 1946—1947‑й — мне довелось по долгу службы участвовать в освещении работы этого совета, и я имел возможность весьма близко наблюдать, как постепенно, шаг за шагом, представители западных держав, отрекаясь от обязательств, принятых в Потсдаме, вели дело к расколу Германии, как они формировали на западе «свое» немецкое государство, где тон задавал Аденауэр, нашедший общий язык с правящими кругами США, как создавался Атлантический блок, как готовилось перевооружение Федеративной Республики Германии.

Иначе складывались дела на востоке. Германская Демократическая Республика, возникшая после того, как западные державы сколотили ФРГ, твердо вступила на социалистический путь развития. На этом пути ей еще предстояло преодолеть огромные трудности роста, теперь, в феврале 1954 года и мы явно отдавали себе в этом отчет, проходя по многим улицам столицы ГДР, где не оставалось буквально ни одного целого дома. Порой казалось, что восстановление Берлина — это вообще немыслимая вещь, проще заново построить в чистом поле новый город...