334

Они молча оглядели вечернюю панораму: движущиеся огоньки, машины и самолеты; неподвижные огоньки, звезды, окна, фонари. В конце концов Бозу стало как-то не по себе, и он выдал традиционно приберегаемую для посетителей лоджии хохму:

— Именно что замечательный — утром солнце, после обеда сплошная облачность.

Вероятно, до Януарии не дошло. Как бы то ни было, настроена она была на серьезный лад.

— Боз, мне нужен твой совет.

— Мой? Пара-па-пам! — Давать советы Боз обожал. — О чем бы это?

— О том, что нам делать.

— А что, надо еще что-то делать?

— В смысле?

— Ну, если я Крошку правильно понял, всё уже… — но “fait accompli” он сказать не мог, пришлось перевести: — …свершившийся факт.

— Наверно, да — в смысле, что нас уже приняли. Они к нам так по-доброму отнеслись… Волнуюсь-то я не о нас, а об ее матери.

— Мама? Ничего, переживет как-нибудь.

— Вчера вечером она была совершенно не в себе.

— С этим у нее легко, но в себя прийти — как не фиг делать. У нас, Хансонов, нервная система что ванька-встанька. Как ты не могла не заметить. — Резковато, но Януария вряд ли что поняла; как и весь остальной подтекст.

— С ней остается Лотти. И Микки — когда вернется.

— Именно. — Но в согласии таились нотки сарказма. Последнее время эти неуклюжие попытки парить мозги стали действовать ему на нервы. — Да и в любом случае, даже если все действительно так плохо, как ей кажется, это не должно тебя останавливать. Пусть бы даже у нее не оставалось вообще никого.

— Ну это ты слишком!

— Слишком — тогда бы мне пришлось вернуться, составить ей компанию, правда? Если бы грозило потерять квартиру. О, смотри-ка, кто к нам пришел!

Это была кошка. Боз поднял ту на руки и стал почесывать в самых ее любимых местах.

— Но у тебя же есть своя… — настаивала Януария, — …семья.

— Нет: у меня есть своя жизнь. Точно так же, как у тебя или у Крошки.

— Значит, по-твоему, мы все делаем правильно?

Но отпускать ее так легко в его планы не входило.

— Ты делаешь то, что хочешь? Да или нет.

— Да.

— Значит, все правильно. — Вынеся каковое суждение, он обратил все внимание на кошку. — Малышка, что там происходит, а? Они все еще играют в свою длинную скучную игру? А? Кто победит? А?

Януария не знала, что кошка смотрела телевизор, и совершенно серьезно ответила:

— По-моему, Крошка.

— Да? — Ну что могла Крошка найти?.. Это было выше его понимания.

— Да. Она всегда побеждает. Невероятно. Везет. Вот что.

37. Микки

Он собирался стать футболистом. В идеальном случае, кэтчером в “Метз”; если не выгорит, тогда все равно, лишь бы в высшей лиге. Если сестра могла стать балериной, почему б ему не заняться спортом. Наследственность у него та же, рефлексы хорошие, башка варит. Почему бы и нет. Доктор Салливен так и говорил, что у него получится, а Грег Линкольн, физрук, говорил, что шансы у него ничуть не хуже, чем у многих, может, даже лучше. Конечно, бесконечные упражнения, конечно, строжайшая дисциплина, конечно, железная воля; но с помощью доктора Салливена он избавится от вредных привычек и тогда вполне будет отвечать требованиям.

Но как можно все это объяснить за полчаса в комнате для посетителей? Матери, которая не может отличить Каика Чалмерса от Опала Нэша? Матери, от которой он и перенял (как сейчас понимал) все свои вредные привычки. Так что просто взял и выложил.

— Не хочу обратно домой. Ни на этой неделе, ни на следующей, ни… — Он хотел сказать “вообще никогда”, но осекся. — Еще долго.

Эмоции скользнули по лицу ее, словно огоньки стробоскопа.

— Почему, Микки? — спросила она. — В чем я виновата?

— Ни в чем. Дело в другом.

— Так в чем? Должна быть какая-то причина.

— Ты разговариваешь во сне. Всю ночь бормочешь и бормочешь.

— Это не причина. Если тебе не заснуть, можешь спать в гостиной, как когда-то Боз.

— Тогда вы психи. Как, ничего? Годится причина? Вы психи, все.

Это ее остановило, но ненадолго. В самом скором времени она опять принялась нудить.

— Может, действительно все в чем-то немного психи. Но здесь!.. Микки, ну не хочешь же ты… Да оглядись только!..

— Мне здесь нравится. И ребята… они такие же, как я. Этого я и хочу. Я не хочу возвращаться и опять жить с вами. Никогда. Если вы меня заставите, я еще раз сделаю то же самое. Вот увидишь. Только теперь возьму жидкости побольше и убью его по-настоящему, без дураков.

— Ну хорошо, Микки, решать, в конце концов, тебе.

— Вот именно, черт побери.

Слова эти и слезы, которыми они грозили прорваться, были что груда цемента, вываленная в свежеоткопанный котлован, в фундамент его новой жизни. К завтрашнему утру все эти нюни станут твердыми как камень, а через год небоскреб будет стоять — там, где сейчас одна зияющая дыра.

38. Отец-председатель

Стоило снять с полки “Керигму” Буньяна (которую уже неделю, как полагалось сдать) и морально приготовиться к погружению в его теплую, вязкую, солидную, ободряющую прозу, как звонок звякнул “динь-дон”, и прежде чем она успела спустить ноги с кресла, опять “динь-дон”. Кто-то сильно нервничал.