— Я готовлю небольшое исследование об одном кембриджском «синем», который занимался греблей примерно в то же время, что и вы, сэр.
— И как его зовут? — спросил Диринг. — Вы же понимаете, я не могу помнить их всех.
Боб взглянул на хозяина с опаской: как бы это путешествие не оказалось пустой тратой времени.
— Мортимер. Дуги Мортимер, — ответил он.
— Д. Дж. Т. Мортимер, — без малейших сомнений уточнил старик. — Да, такого забыть непросто. Один из лучших загребных, которых когда-либо удалось воспитать Кембриджу: как оказалось, за счет Оксфорда. — Старик немного помолчал. — А вы случайно не журналист?
— Нет, сэр. Это моя сугубо личная прихоть. Хотелось бы разузнать о нем одну-две вещи до того, как я вернусь в Америку.
— Ну что ж, постараюсь вам помочь всем, чем смогу, — сказал старик громогласным басом.
— Спасибо вам, — ответил Боб. — На самом деле я хотел бы начать с конца, если позволите. Скажите, вам известны обстоятельства его гибели?
Несколько мгновений не было никакого ответа. Глаза старого церковника были прикрыты, и Боб забеспокоился: уж не уснул ли тот?
— Не та тема, на которую говорят люди моего возраста, — ответил наконец Диринг. — Тем более в этой истории есть нечто, что в свое время расценивалось как нарушение закона, если вы в курсе.
— Нарушение закона? — переспросил явно озадаченный Боб.
— Самоубийство. Довольно глупо считать это правонарушением, если вдуматься, — продолжал бывший священник. — Даже если это смертный грех. Вы ведь не сможете отправить в тюрьму того, кто уже мертв, правда? К тому же по недоказанному преступлению, если вы понимаете, о чем я.
— Как, по-вашему: могло это быть связано с проигрышем Кембриджа Оксфорду в гонке 1909 года, когда их экипаж считался явным фаворитом?
— Полагаю, это возможно, — ответил Диринг, вновь чуть помедлив. — Должен признаться, что мне в голову тоже приходила такая мысль. Как вы, наверное, знаете, я принимал участие в той гонке. — Он опять замолчал, тяжело дыша. — Кембридж был несомненным фаворитом, мы сами считали, что у нас нет ни малейшего шанса на победу. Признаю прямо: результаты гонки никто так и не смог внятно объяснить. Ходило много слухов на эту тему, все совершенно бездоказательные, вы понимаете, бездоказательные.
— А что именно осталось недоказанным? — спросил Боб.
Снова воцарилось долгое молчание. На этот раз Боб забеспокоился, как бы старик не решил, что гость зашел слишком далеко.
— Теперь мой черед задать вам несколько вопросов, Кеффорд, — наконец подал голос хозяин.
— Да, конечно, сэр.
— Дочь сказала мне, что вы три раза подряд выигрывали гонку в качестве загребного экипажа Кембриджа.
— Да, это так, сэр.
— Поздравляю, мой мальчик! Но скажите: если бы вы вдруг захотели проиграть одну из этих гонок, вы могли бы сделать это так, чтобы остальные члены команды ни о чем не догадались?
Теперь задумался Боб. Он осознал — впервые с того момента, как вошел в эту комнату, — что ему в голову не приходила очевидная вещь: немощное тело не обязательно подразумевает немощь ума.
— Думаю, смог бы, — ответил он наконец. — Всегда можно без предупреждения сменить частоту гребков, а то и вовсе «поймать краба»[21]
где-нибудь на суррейской излучине. В реке, как известно, чего только не попадается, так что со стороны подобное происшествие может выглядеть совершенно неизбежным, — при этих словах Боб взглянул прямо в глаза старику. — Но мне и в голову не приходило, что кто-то может проделать все это специально.— Мне тоже, — заметил священник. — Разве что рулевому был голос свыше.
— Боюсь, я не понимаю, о чем вы, — сказал Боб.
— Неудивительно, молодой человек. В последнее время я все чаще ловлю себя на том, что изъясняюсь не вполне связно. Постараюсь не говорить загадками. В 1909 году рулевым в экипаже Кембриджа был парень по имени Берти Партридж. Позже он стал приходским священником в отдаленном местечке Черсфилд в графстве Рутлэнд. Возможно, это было единственное место, где его могли вытерпеть, — хихикнул старик. — А когда я стал епископом в Труро, он написал мне письмо и пригласил выступить с проповедью перед его паствой. В то время поездка из Корнуолла в Рутлэнд была делом настолько непростым, что мне легко было обосновать свой отказ, но — подобно вам сейчас — мне хотелось раскрыть тайну гонки 1909 года, и я подумал, что это мой единственный шанс.
Боб слушал не перебивая, из опасения, что любое его слово может сбить старика с мысли.