Очень часто во время лекции гасили свет, так как профессор показывал слайды, которые иллюстрировали и дополняли его тезисы. Я смотрел на графики доходов различных групп населения Восточной Европы в связи с их зарплатами и доходами от экспорта. Но я не стал от этого сколько-нибудь умнее, и совсем не потому, что не прослушал первые пять лекций. Ассистент профессора случайно поставил один из слайдов кверху ногами, так что график годового экспорта Румынии оказался выше графика Германии. По амфитеатру пробежала легкая волна смеха. Профессор нахмурился и стал говорить все быстрее и быстрее, и это только нервировало ассистента и мешало находить нужные слайды в нужное время.
Мне стало скучно. Я вздохнул с облегчением, когда увидел, что стрелка часов остановилась на без пяти минут одиннадцать. Балческу попросил показать последний график. Ассистент вынул предыдущий слайд, и с экрана полился поток света. Все смотрели на ассистента, который никак не мог найти нужный слайд. Было видно, что профессор не скрывает своего раздражения. Ассистент постучал по затвору проекционного аппарата, но экран был по-прежнему пуст. В этот момент профессор оказался в ярком потоке света. Он стоял на кафедре и нетерпеливо барабанил по ней пальцами. Повернув голову, он посмотрел в сторону, и я впервые увидел его в профиль. На его виске, чуть выше правого глаза, был небольшой шрам. В ярком свете проектора он был хорошо виден.
— Это он! — прошептал я на ухо Дональду. В тот же миг часы пробили одиннадцать. В аудитории загорелся свет, и профессор, сойдя с кафедры, быстро направился к двери, через которую вошел в зал.
Я кинулся вниз по ступенькам, но мне мешали студенты, которые тоже хотели покинуть аудиторию. Расталкивая их, я достиг нижнего ряда и бросился к двери, через которую ушел профессор. Открыв ее, я увидел, что он удаляется по коридору, в конце которого была дверь. Он открыл ее и исчез. Я побежал по коридору.
На двери была табличка с надписью:
«Профессор Балческу,
руководитель европейских исследований»
Толкнув дверь, я вошел в кабинет. За письменным столом сидела женщина и просматривала какие-то бумаги. Рядом с ее столом была другая дверь. Она была закрыта.
— Мне надо немедленно видеть профессора Балческу, — закричал я.
Я был как в горячке и боялся, что Хакетт поймает меня и помешает исполнить то, что я давно решил. Женщина, отложив бумаги в сторону, подняла голову и посмотрела на меня.
— Директор ожидает звонка из другой страны. Его нельзя беспокоить, — сказала она. — Прошу меня простить, но…
Я рванул на себя дверь и ворвался в кабинет. За письменным столом сидел Джереми Александер и с кем-то оживленно разговаривал по телефону. Он поднял голову и тотчас узнал меня. Трубка упала на стол. Он сильно побледнел, увидев, что я достаю из кармана пистолет.
— Куда ты пропал, Джереми? — раздался в трубке резкий женский голос. Я сразу узнал его — говорила моя бывшая жена Розмари.
— Нет, Ричард! Нет! — закричал Джереми. — Я все могу объяснить! Поверь мне, я все сейчас объясню!
В кабинет вбежал Дональд и застыл как вкопанный возле письменного стола, не обращая внимания на Джереми.
— Не делайте этого, Ричард, — умоляющим тоном проговорил он. — До конца жизни вы просидите в тюремной камере, раскаиваясь в этом.
Я до сих пор не могу забыть, что тогда он в первый раз назвал меня по имени.
— На этот раз вы ошиблись, Дональд, — сказал я. — Я не буду раскаиваться, что убил Джереми Александера. Как вам известно, его считают мертвецом, ведь меня посадили в тюрьму за его убийство. А вы знаете, что по закону меня не привлекут к суду за преступление, которое я уже однажды совершил и отбыл за него срок. Тогда труп не нашли — теперь найдут.
Отклонив пистолет чуть-чуть вправо, я прицелился Джереми в сердце и нажал на курок. В ту же секунду к моим ногам бросилась Дженни. Джереми и я грохнулись на пол.
Как я писал в начале этой хроники, мне надо объяснить, почему я в тюрьме или, точнее, почему я опять в тюрьме.
Я был привлечен к суду во второй раз по обвинению в попытке совершить убийство, хотя пуля только задела плечо этого негодяя. Конечно, в том, что так получилось, виновата Дженни.
Жаль, что вы не слышали заключительную речь Мэтью на суде. В ней он, безусловно, оказался на высоте понимания юридической и психологической стороны дела. Он дал превосходные характеристики Розмари, назвав ее расчетливой, порочной Иезавель, и Джереми, побуждаемого злобой и алчностью. Ложные показания, которые дала на суде Розмари, были, бесспорно, сфабрикованы им. В результате его жертва должна была всю жизнь гнить в тюрьме. Гнев Мэтью достиг апогея, когда он сказал, что через четыре года эта парочка прикарманила бы еще несколько миллионов. Я видел, что присяжные после этих слов стали смотреть на меня с нескрываемой симпатией.
Сэр Мэтью закончил свою речь в духе библейских пророков, сказав: «Да не будет позволено лжесвидетелю выступать против любого человека».