Когда опустился занавес, они с Бобом оставили ее родителей и направились к выходу. Я последовал за этой парочкой из фойе на парковку и видел, как они сели в „Тандерберд“. „Тандерберд“! Помню, я подумал, что смокинг я, может, когда-нибудь себе и позволю, но такой автомобиль — вряд ли!
С того момента я постоянно думал о ней: когда тренировался, когда занимался и даже когда спал. Я выведал все, что только можно, о Бобе Ричардсе — как оказалось, все, кто его знал, были в восторге от него.
Впервые в жизни я возненавидел себя за то, что я еврей.
Увидев Кристину в следующий раз, я испугался того, что может произойти дальше. Это было на старте забега на милю: мы соревновались с университетом Ванкувера, и мне, новичку, посчастливилось попасть в команду Макгилла. Выйдя на беговую дорожку для разминки, я заметил ее, сидящей в третьем ряду рядом с Ричардсом. Они держались за руки.
Я чуть замешкался на старте, прозевав стартовый выстрел, но на дальней прямой переместился уже на пятую позицию. Мне никогда раньше не приходилось выступать перед такой большой аудиторией, и когда я достиг ближней прямой, я стал ждать выкрика: „Еврейчик! Еврейчик! Еврейчик!“, но все обошлось. Может, Кристина просто не заметила, что я участвую в забеге? Нет, заметила! Когда я вновь прошел поворот, я отчетливо расслышал ее голос:
— Ну-ну, давай же, Бенджамин! Ты должен выиграть!
Я хотел оглянуться, чтобы проверить: это правда прокричала Кристина? Теперь надо пройти четверть мили, прежде чем я снова окажусь перед ней. Когда это наконец произошло, я шел уже третьим. И так же отчетливо слышал:
— Давай, Бенджамин! Ну, ты же можешь!
Я тут же вырвался в лидеры, потому что все, чего я тогда хотел, — это опять вернуться к ней. Я несся вперед, совершенно не думая, кто там бежит следом. Пробегая мимо нее в третий раз, я опережал всех уже на несколько метров.
— Ты выиграешь! — крикнула Кристина, когда я поравнялся с колоколом: 3:08, на целых одиннадцать секунд быстрее самого лучшего из моих прежних результатов. Помню, я подумал, что в пособия по бегу надо добавить что-нибудь о благотворном воздействии любви: получается по две-три секунды выигрыша во времени на каждый круг!
Я ни на секунду не терял Кристину из виду, когда мчался по дальней прямой, а когда вышел на последний поворот, все зрители вскочили на ноги. Я повернул голову: где же она? Она прыгала на месте с криком: „Смотри! Смотри! Осторожней!“ Что она имеет в виду, я понял лишь тогда, когда меня по внутренней бровке настиг ванкуверец под номером 1. Тренер предупреждал, что этот парень как раз славится своим мощным финишем. Я пересек финишную линию, отстав от него на несколько метров — второе место, но все продолжал бежать, пока не очутился в безопасной тиши раздевалки. Я сидел один возле своего шкафчика. 4:17, твердил я про себя, на шесть секунд лучше моего самого удачного результата. И все равно не помогло! Затем я долго стоял под душем, пытаясь понять, что же могло изменить ее подход ко мне.
Когда я вновь вышел на дорожку, поблизости были только сотрудники стадиона. Я бросил прощальный взгляд на финишную прямую и направился в университетскую библиотеку. Я чувствовал, что просто не в состоянии отправиться сейчас на наш командный междусобойчик: лучше попробовать успокоиться, работая над эссе о правах собственности замужних женщин.
Библиотека в тот субботний вечер была почти пуста. Я дошел до третьей страницы, когда рядом раздался голос: „Надеюсь, не помешаю. А ты почему не пошел со всеми?“ Я поднял глаза: по другую сторону стола стояла Кристина. Отец, я просто не знал, что сказать. Я лишь смотрел во все глаза на прекраснейшее из созданий в модной синей мини-юбке и облегающем свитере, который подчеркивал совершенно безупречную грудь, — и не мог вымолвить ни слова.
— Я раньше кричала „еврейчик“, ты тогда еще учился в школе. И мне до сих пор стыдно за это. Я хотела извиниться тогда на танцах, но мне не хватило духу, ведь рядом был Грег.
Я согласно кивнул, не в силах найти хоть одно подходящее слово.
— Я с ним после того больше не разговаривала, — призналась она. — Но я не уверена, что ты вообще помнишь, кто такой Грег.
Я улыбнулся.
— Кофе хочешь? — спросил я, стараясь показать голосом, что мне будет все равно, если она вдруг ответит: „Прости, но у меня встреча с Бобом“.
— Еще как хочу! — последовал ответ.
Я отвел ее в библиотечное кафе — на тот момент единственное место, которое я мог предложить.
Она сама не рассказывала, что случилось у них с Бобом, а я никогда про это не спрашивал.
Казалось, она так много знает обо мне, что я даже смутился. Она просила простить ее за те дурацкие выкрики на стадионе. Она не пыталась оправдываться, винила во всем только себя и лишь просила простить ее.
Еще Кристина сказала, что надеется в сентябре присоединиться ко мне в Макгилле. Она собиралась специализироваться в немецком.
— Немного нахально, конечно, — призналась она. — Ведь немецкий — это мой родной язык.