– А мне… Мне не хватает легкости, я так думаю, – сказала Надя, не глядя на мальчиков. – Меня так воспитывали, чтобы я была серьезной, вдумчивой, упорной. Я громко смеяться не умею, особенно в людном месте, на вечеринках школьных сижу с прямой спиной и даже не танцую. Не потому, что не хочу или стесняюсь, просто не могу себе позволить. Не считаю, что это плохо, но таким сложился мой характер. Надеюсь, я ответила на вопрос.
– На вечеринках не танцуешь? – делано испугался Дима и, быстро вскочив, достал телефон и включил музыку.
– Ты чего? – испугалась Надя, когда он остановился около нее и манерно поклонился, протянув руку.
– Сударыня, не соизволите ли вы… Или лучше так: не соблаговолите ли вы…
– Чего ты удумал?
– Танцы, Надежда, танцы.
– Тут люди кругом.
– Супер! Ты ж балерина, тебе не привыкать танцевать перед публикой.
Надя посмотрела на Пашу:
– Почему для эксперимента ты выбрал его?
Паша улыбнулся, растрепал свои волосы, но ничего не ответил.
– Давай, Надежда, «Битлы» ждут! – Дима сделал музыку громче. Теперь над прудом разносился завораживающий голос Леннона.
– Ты хоть вальс-то танцевать умеешь? – Надя вложила свою маленькую ручку в его большую.
– А зачем уметь? – сказал он, притягивая ее к себе. – Не в этом смысл танца, Надежда, совсем не в этом.
– Да уж, конечно! – Надя фыркнула, но тут же ойкнула, когда Дима закружил ее по берегу во время припева. Танцевать он все-таки не умел, ноги ставил неверно, но Надя скоро поняла, что, раз ее партнер действует не по правилам вальса, значит, и ей не нужно. Нужно только чувствовать тела друг друга: куда его нога, туда и ее.
Надя посмотрела на Димино лицо и не сумела сдержать улыбку, когда он стал подпевать.
– Расслабься! – Он легонько тряхнул ее правую руку.
– Когда я говорила про недостаток легкости, я не просила помощи в ее обретении.
– Я решил: раз карма у меня уже и так в минусе после непрошеной помощи с книгами, то терять мне нечего.
Надя рассмеялась.
Паша наблюдал за двумя фигурами: за прыгающим туда-сюда Димой и Надей, которая пыталась придать их танцу интеллигентный вид, – и улыбался. Всю неделю он не знал, куда деться от обиды. Отношения с отцом легкими не были никогда, но еще ни разу отец не поступал так подло – не поднимал руку. Паша сидел в своей комнате, ел только по ночам, игнорировал родителей и иногда перебрасывался несколькими фразами с Лилей, которая таскала для него булочки и чай. Он написал почти весь доклад за время своего добровольного заточения. Осталось посмотреть только на результаты эксперимента. Пашина ученая натура радовалась, что Надя и Дима, которые за одиннадцать лет учебы в одном классе едва перекинулись хоть парой слов, делятся друг с другом ранящими и интимными подробностями о себе и даже дурачатся вместе. Но его мальчишеская часть, та, которая всегда замечает сережки в темных Надиных волосах, хотела ворваться в танец и разбить эту пару.
Танцевали ровно до тех пор, пока не закончилась песня, а потом, улыбающиеся, вернулись к Паше.
– Следующий вопрос, – начала Надя. – Если бы ты собирался стать близким другом своего партнера, что ты ему рассказал бы прямо сейчас?
Дима перестал улыбаться, потер глаза и стал смотреть на пруд с утками. Рассказывать ему было особенно нечего, самый большой секрет – один, и он сильно ранил его гордость. Сначала Дима хотел что-то выдумать для ответа, а потом посмотрел на утку – такую простую птицу, которую всю жизнь сравнивают с лебедем. Ее сравнивают, а она ничего – живет, вот такая простая, забавная, короткошеяя. Не лебедь – да и не страшно.
– Я учебу прогуливаю и часто занят бываю не потому, что по вечеринкам хожу, как многие считают. Вечеринки были в том году, а в этом… в этом выяснилось, что отец уже пару лет как погряз в долгах, – сказал он, не глядя ни на кого. – Перед началом этого учебного года у нас забрали дом, машины. Едва хватило средств на квартиру на окраине. Из гимназии я уходить не хотел, а она денег стоит. Вот я и работаю курьером на доставке еды.
Надя приняла новость спокойно, она догадывалась о положении Диминой семьи после того ужина родителей. А Паша удивился. Он подозревал, что признание это потребовало немалых душевных сил.