Никто из противников не хотел уступать, они роняли перья, и те, кружась, падали в травы. Хищные крики разносились далеко-далеко, а противники были всё ближе к земле. Я же смотрел и смотрел, хотя мне уже мечталось, что сейчас орлы разойдутся, отправятся каждый своей дорогой, уняв желание драться.
Однако, похоже, что они решили сражаться до смерти — скоро на землю ветер принёс и первые алые капли. Более крупный орёл поранил своего врага и собрата.
Сцепившись в очередной раз, они камнем полетели вниз. В тот миг я понял, что они сейчас со всего маху угодят прямиком в колодец. Я отступил от него, не зная, что же стоит сделать, и не прошло и пары мгновений, как хрустальная гладь воды с шумом и клёкотом разбилась — в неё угодили два сильных птичьих тела.
Кинувшись к каменной чаше, я вгляделся, но в темноте ничего не рассмотрел. Чем сильнее приглядывался, тем чернильней казалась тьма, будто выступающая из глубин. Словно бы орлы пробили колодец до самого дна и остались там, навеки успокоившись.
Но когда я уже почти потерял надежду, отодвинувшись от колодца и вернувшись на сухую землю, капли разлетелись вновь, и за каменный бортик зацепился юноша. На вид ему можно было дать не больше двадцати, он весь мелко дрожал и кашлял, видимо, слишком наглотавшись воды.
Я протянул руку и помог ему выбраться, понимая вдруг, что в этом мире птицы-хищники на поверку могли оказаться оборотнями. Юноша ничего не успел мне сказать, потому что из колодца вынырнул и его соперник. Ему было ближе к тридцати, сильное тело ни в чём не подвело его, он выбрался сам.
Они замерли друг напротив друга, на обнажённых телах ещё блестела влага, мокрые волосы липли к щекам и лбам. Юноша всё ещё дрожал, его более взрослый противник распрямил плечи и смотрел так насмешливо и гордо, что невольно возникал вопрос, о чём же они всё-таки спорили. Они казались почти что братьями — оба темноволосы и сероглазы, оба с гордыми, красиво вылепленными лицами, но всё же что-то в них было различное.
Наконец старший протянул младшему руку.
— Что, доказал? — спросил он, улыбнувшись скорее добродушно, чем высмеивая.
— Не думай, что ты всегда и во всём прав, — возразил младший и всё-таки пожал его ладонь.
Только после он обернулся ко мне, как будто хотел поблагодарить, но тут же смутился почти до румянца и отвёл взгляд. Старший заметил и это, но качнул головой, ничего не сказав.
— Ищешь дверь? — обратился он ко мне.
— Так и есть, — ответил я.
— Она там, под водой, — старший смерил меня взглядом. — Добраться непросто, но другой не найти.
— Благодарю, — я подошёл к колодцу. Младший даже чуть вздрогнул, когда я проходил мимо.
Значит, не зря я остановился тут, не зря меня так тянуло к этому колодцу.
— Я бы тоже хотел… — голос младшего затих, и я повернулся. Старший стоял за ним, положив тяжёлые ладони на плечи.
— Бродить между мирами? — уточнил я.
— Да, — в глазах его уже разгоралась жажда путешественника. Старший же заметно помрачнел.
— Дверь не открылась, — вдруг осознал я. — Она тебя не пропустила.
— Да, значит…
Молча я раскрыл перед ним левую ладонь. Обычно этой отметины заметно не было, но когда приближалась дверь, она так пульсировала, что даже светилась. И сейчас младший видел, как вместо линии жизни на моей левой руке сияла нить шрама.
Шаманский нож сам собой оказался в пальцах. Я приложил клинок к линии, но не для того, чтобы рассечь вновь. Я заплатил свою дань.
— Дай двери испить себя.
Старший сжал его плечи. Младший упрямо дёрнулся, высвобождаясь.
— Я подсказал тебе, а ты забираешь у меня самое дорогое, — добавил старший.
Не братья.
Мне оставалось только пожать плечами.
— Если его позвала дорога, то он найдёт способ идти по ней. И мой — самый простой.
Старший мгновенно уловил, почуял сердцем, какие ещё могут быть пути, и они явно ему не понравились. Младший же вздохнул и повернулся к нему.
Вряд ли мне стоило знать, о чём они собрались говорить.
Я позвал дверь, и она откликнулась из колодца, открылась и утянула меня под воду. Новый мир встречал рассветом.
========== 040. Мир карнавала ==========
Обычно в какой бы мир я ни приходил, всюду сначала встречала меня природа. Лес или горы, море или поле, холмы или луга, но сначала я оказывался вдали от людей или иных обитателей. Однако стоило мне шагнуть через порог на этот раз, как я очутился в самом центре бурного карнавала. Толпа пестрила масками и костюмами, смеялась и шутила, в небе расцветали фейерверки, звучала музыка, кто-то танцевал и нестройно подпевал уличным музыкантам. Слышались хлопки — зрители приветствовали акробата, хрупкого почти что мальчишку, одетого в белое. Ему предстояло пройти по канату, натянутому между крышами двух зданий прямиком над площадью…
Я с трудом пробрался в более-менее тихий уголок. В этом проулке дома почти смыкались глухими стенами, было темно и стоял ощутимый запах гнили и сырости. Зато здесь никого не оказалось. Наверное, я мог бы слиться с празднующими, но вот только мне того совсем не хотелось. А дверь, конечно, уже закрылась.
Чувства подсказывали, что я не выберусь из этого города раньше, чем наступит рассвет.