37-й пост

На перекрестке, звенят лопаты, слышно кряхтение и мат- пере мат. Солдаты роют укрытия, таскают камни в этой не родной противной земле. Наступает рассвет и вдруг задрожала земля. Все прервали работу. Сзади нас по шоссе с развернутыми знаменами проезжают боевые полки. Впереди, на БТР из люка торчит сам командующий, он небрежно взглянул на нас и проехал дальше.

— Это они должны стоять здесь, а не мы, — слышен голос сержанта.

— Прекратить треп, всем за работу, — это уже голос «свихнувшийся» Кострова.

Ко мне подходит капитан, командир поста, он явно не доволен тем, что попал в мое подчинение, да еще к младшему по званию.

— Товарищ старший лейтенант, на моем участке духи все прибывают и прибывают… Не боятся, сволочи.

— Как это?

— Подошли еще около двадцати бронетранспортеров, несколько пушек и много-много пехоты. Открыто ходят, галдят.

— Пойдем посмотрим.

Действительно, вид невероятный. Техники много, она стоит открыто и кучами, кругом жгут костры, вокруг них сидят духи, отдыхают или жуют. По лагерю бродят отдельные воины, дети и даже собаки.

— Может вдарить по ним, — предлагает капитан.

— Они в ответ с такой силой так вдарят, что сметут нас как щепку. Нам надо дождаться следующего утра, пропустить последние колонны, потом смываемся и мы.

— Смотрите, от них отделяется человек и машет белой тряпкой.

— Не стреляйте, пропустите и позовите мне переводчика.

Через двадцать минут ко мне подводят парня с редкой бороденкой в нелепой тюремной шапочке. Он заговорил и переводчик поспешно затараторил.

— Мне нужен Бекет.

— Это я.

— Мой хозяин, уважаемый Максур, прислал меня сказать вам, что если к утром не уберетесь, он нарушит перемирие. Завтра утром, на нашей территории не должно быть ни одного неверного.

— Передай ему, что я согласен. Утром я уйду.

Парень кланяется, стреляет глазами по сторонам, солдаты выталкивают его за бруствер.

Вечером у меня в щели собрались все офицеры. Замполит приволок две бутылки водки и торжественно выставил их на камень.

— Откуда достал?

— Да еще там у туннеля, достал у интендантов. Эти, гады, везли машину водки и тут же торговали…

— Разливай.

Мы наливаем водку по кружкам, я передаю одну Гале.

— Будешь?

— Буду.

— За конец войне.

Все выпивают, Ковалева морщится, но тянет кружку до дна. Мы спешно заедаем водку хлебом с селедкой.

— Я все же духам не верю, — вдруг говорит Костров, — навалятся на нас ночью и все.

— Что будет, то будет. Последняя ночь в Афгане. Слышите, за нами гул. Это идут колонны, последний шум войны.

— Так мы и уходим, никого не победив? — вдруг спрашивает Галя. — Зачем же тогда все эти жертвы?

— Мы выполняли интернациональный долг, — это говорит капитан, которого прикрепили ко мне.

— Был бы ты на 37 посту, никогда бы не ляпнул таких вещей, — парирует ему Костров. — Считай, что это вторая, после войны 1905 года с Японией, самая позорная война в истории России.

— Ну уж ты и скажешь…

— Он прав, — это уже Хворостов, он кивает на замполита. — В войне, в которой неизвестно за что воюешь, от которой уже все устали, нет выигрыша. Докторша спрашивала зачем такие жертвы, так я скажу, непонятно зачем. Американцы ради своих амбиций, сунулись во Вьетнам и получили по морде, мы повторили тот же путь.

Все замолчали. Вдали гудела колонна машин.

— А вот что будет со мной? — это вдруг спросил лейтенант Петров. — Попал в плен, теперь не карьеры, не армии мне не видать.

— Я в наградные на тебя представлю, может все и образуется, — говорю ему я.

— Ты не знаешь нашу тыловую сволоту. Это в других странах, бывший пленный — человек, а у нас нет…

— Не скули раньше времени, — вдруг сказал замполит. — Еще до дома доехать надо.

Опять наступила тишина.

— Ладно ребята, — это уже говорю я, — давайте не расслабляться. Если еще выдержите по одной, давайте допьем и по своим местам. Хоть она и последняя ночь, но самая тревожная.

Никто выпить не отказывается. Молча допивают водку и уходят по своим местам. Рядом со мной осталась докторша, она сидит на одеяле, закутавшись в теплую куртку, и прижалась к стенке окопа.

— Галя, куда поедешь после войны?

— К дочке, в Тамбов, она там у родителей.

— А муж где?

— Муж объелся груш. Нет мужа.

Она замолчала и я понял, что она не хочет больше распространяться на эту тему.

— Как же ты оказалась в армии?

— Призвали. Как врача призвали, два года тому назад.

— Но ты могла бы и не согласиться.

— Могла бы, да муторно чего то на душе было, вот и согласилась.

На шоссе по-прежнему шумели колонны машин.

— Давай я тебе голову перебинтую, — вдруг сказала Галя. — Если приедешь на родину, может это будет последняя повязка войны, сделанная на Афганской земле.

Мы выдержали до утра. Гул машин на дороге исчез и я приказал готовиться в поход. Вместе с нами просыпаются духи. Мы выезжаем на шоссе, там пусто. Теперь колонна движется к туннелю. За нами на расстоянии, примерно на метров 400, двигаются БТРы душманов.