4.51 стратагемы для Путина

Память о столь тяжких последствиях каждого проблеска изобилия никак не добавляет оптимизма аналитикам, оценивающим нынешнюю российскую экономическую политику. Более того, те же аналитики дружно отмечают: многочисленные попытки направить полученные деньги на внутренний рынок дали явно неблагоприятные результаты. Так, поддержание курса рубля уменьшает конкурентоспособность отечественного производства. Увеличение социальных выплат чревато новыми вспышками инфляции — непрогнозируемыми, а поэтому не трансформируемыми в производственную деятельность. Наконец, собственные инвестиции государства в промышленность всегда и везде отличались низкой эффективностью, а в условиях смешанного рынка теоретически способны прямо противодействовать усилиям частных предпринимателей — легко ли конкурировать с государством, имеющим право не беспокоиться о рентабельности своих затрат!

В то же время последовать илларионовским (да и вообще либертарианским, то есть требующим полной экономической свободы личности без оглядки на общество и на этом основании воспрещающим государству прямое участие в какой бы то ни было полезной деятельности) рецептам в полном объёме тоже вряд ли удастся. Причём совершенно независимо от того, насколько они разумны. В любой — даже самой благополучной — стране достаточно людей откровенно бедных (и зачастую — не по своей вине, а просто вследствие основных принципов рыночной экономики). Они, как показывает мировой опыт, не поймут, почему их в очередной раз отстраняют от дотаций.

Словом, тупик очевиден. Благоприятная конъюнктура нефтяного рынка очень приятна здесь и сейчас — но в долгосрочной перспективе вряд ли намного безопаснее ценовых обвалов, породивших кризисы конца 1980-х и 1998-го года. Ожидать же от правительства разумного распоряжения нынешними богатствами вряд ли приходится. По крайней мере от правительства, следующего модным ныне экономическим теориям. Причём не только официальным, но и исповедуемым всеми основными политическими течениями. Поскольку каждая из этих теорий уже разнообразно испытана на постсоветских просторах.

Как известно, безвыходным положением называется положение, выход из которого не устраивает ни одну из сторон. Наша экономика всё ещё остаётся прежде всего полем конфликта ортодоксальных рыночников со столь же ортодоксальными коммунистами. Первые убеждены, что рынок обязан управляться сам собою, без всякого целенаправленного воздействия. Вторые, напротив, свято веруют: государство обязано затыкать своим телом все амбразуры, не оставляя общественной самодеятельности ни малейшего шанса проявиться.

Как отмечал ещё Гёте, между двумя крайностями лежит не истина, а проблема. В данном случае можно сформулировать её так: государство обязано распорядиться избыточными доходами, не ущемляя интересы ни социально слабых слоёв населения, ни активных и предприимчивых.

Впрочем, сходная проблема уже возникала перед многими государствами. Острее всего — в период Великой депрессии, начавшейся в 1929-м и полностью исчерпанной разве что во Вторую Мировую войну.

Правда, тогда государства, сражавшиеся с депрессией, не располагали избытком реальных доходов и добывали деньги откровенной инфляцией. Впрочем, в экономическом смысле этот источник мало отличается от налогообложения экспортной сверхприбыли. Инфляция, как известно, тоже налог. Причём затрагивающий прежде всего беднейших — поэтому, в отличие от обложения крупных доходов, не слишком подавляющий экономическую активность.

Как же распорядились правительства 1930-х годов доходами, добытыми теоретически сомнительным путём? На редкость однообразно. Даже столь противоположные политики, как демократ Рузвелт и диктатор Гитлер, вкладывали государственные средства в основном в автомагистрали и военные заказы.

Второй пункт объяснить несложно. Обострение экономических неурядиц породило свирепые политические противоречия между крупными странами и внутри каждой из них. Предвидеть, что эти противоречия рано или поздно перерастут в силовые столкновения, не могли разве что Чемберлен и Даладье, даже в сентябре 1938-го свято верившие: мюнхенское умиротворение Гитлера породит вечный мир. Любой вменяемый политик обязан был — в соответствии с древней латинской поговоркой — желая мира, готовиться к войне.

Но зачем понадобились автомагистрали странам, пронизанным густейшей железнодорожной сетью? Даже США — по сравнению с Западной Европой изрядно обделённые стальными дорогами — в этом отношении существенно опережали, к примеру, нынешнюю Россию, тоже не испытывающую слишком уж острой нехватки транспортных возможностей. Тем более что кризисный спад производства резко снизил нагрузку на существовавшую транспортную сеть — следовательно, потребности в создании новой сети взяться было неоткуда.