Теперь следовало бы раздаться мелодии радости и шепоту восторга. Но как тот, чья решимость привязана к созданию хроники череды циклов, сорвет замок написанием рассказа об одном из них? Какая пища насытит его сердце и доставит наслаждение? Особенно в день, когда по велению небес рассудок мой в смятении, и другая мысль посетила мой встревоженный разум? Тело — город (то есть склонно к общению), а душа — степь; здесь звучит мысль о последнем путешествии, которое порвет связи. У многих моих современников языки произносят речи, а души хранят молчание. С каждым днем растет беспокойство относительно написания книги судьбы (Икбалнама, то есть «Акбар-наме»).
Увы! Гора (кох) печали на соломинку (ках) обрушилась, В луну влюбился крошка муравей.
Необычайное событие случилось —
Убогий попрошайка полюбил царя.
Единственное желание мыслей моих заключается в том, чтобы, после описания чудес нескольких циклов и после того как будет надлежащим образом отдан долг благодарности, я смог бы с Божьей помощью покинуть ряды служителей мира и полностью посвятить себя служению Богу. Да выйду я из ущелья связей и отношений и обрету покой на возвышенном пути просветления! Да перестану стремиться к разрушающей душу обители дэвов и наслажусь счастьем в священных палатах вечности!
386
Забери свое добро из караван-сарая,
Ибо крыша вся в дырах, а тучи громадны и бурей грозят.
В этой каморке не можешь ты оставаться, Будь тебе десять, сто или тысяча лет.
Завесу сорви, чтоб внести было можно
Божественный Паланкин на (сердца) помост.
Однако в атмосфере сей возвышенной неприступной крепости крылья мужества высоко летящего [мужа] полей познания ослабевают, так как же чувствуют себя земные и себялюбивые люди? Расскажу ли о тернистом и опасном пути? Или сошлюсь на печаль тех, кто из-за греховности воров пропитанной злом пустыни не достиг своих целей? Или поведаю о боли, причиняемой малодушием эгоистичных спутников? В ослепительном постоялом дворе естественного существования Мудрость ютится в углу презрения, а своеволие восседает на возвышении бахвальства. Всевозможные фантасмагории внешнего мира охотятся на душу, а небесный целитель укрылся за завесой. Последнее зло — истязание души нечестивцами. Одни сладкими речами, а другие с помощью молчания торгуют лихом (никухидиги) под видом добра (некукари) и в одеждах проводников занимаются грабежами (дар либас рахнамуни рахзани кананд). Большинство тех, кто сам уже подвергся обману, дурят остальных и считают причинение вреда людям — что уж тут говорить о животных — поводом для похвальбы. Не счесть и тех, что подчинили свои сердца льстивым речам распутника (мира), обирающего мудрых и разрушающего силу, подобную той, что была у Рустама. Как перечислить плутовство и обман служителей беззакония? Древнейшим из всего этого является низость нрава, скованная залогом в любви к умерщвляющему друзей и помогающему врагам (миру). Благодаря процветанию этого волнующегося, подобно ртути, миража (низменное побуждение) вкушает триумф праздности (харсанди) и радость беззаботности. От напасти этого пшеничного ливня, торговца ячменем, не почувствует ли оно себя затоптанным стопой сожаления и истощенным печалью? В связи с этим мудрые и красноречивые при определении тайн нарекают одного отцом сего бренного шарлатана (мира). Второго же — глупцом, который в случае прихода старого дурака хватается за нить рассудительности и соображения и приходит в замешательство от радости или печали. Его голод не утоляется кажущимися и несущественны-
ми лакомствами, а желания не утихают. Осиротевший74
живот не наполняется иллюзорностью и на деле остается пустым, а стопа желаний не хромеет. Иносказательно его (глупца) называют сыном своенравного пьяницы (мира). Третий — недальновидный и низкий человек, который из-за былых ошибок не шествует по пути истины, преследуя желания мира, дошедшего до места яростных разрушительных взрывов. Однако он доверяет никчемным снадобьям обманчивого века, и помещает свою длань на подол обмана и мошенничества, и думает добраться до безопасного берега собственными средствами (дастан сарай). Великие мужи иносказательно именуют такого рабом чернокнижника с тысячью хитростей. Четвертый — сонный, запутавшийся человек, сбившийся с пути от толчеи желаний и стремящийся выковать для себя щит из лживых обычаев. Добродетельные нарекут такого на таинственном языке служителем вероломного шарлатана.387
Предводитель собрания справедливости знает, каким должно быть состояние человека, ищущего покоя в таком беспорядочном месте, в то время как состояние это испытывают лишь те, кто сам его выбрал. Если бы для развития этой темы мне понадобилось написать о сектах75
былых времен и наших дней, труд мой уподобился бы заполнению бездны, а подошва странствующего пера износилась уже при первом переходе. Послушайте же немного мою собственную историю! Позвольте удлинить шаг усилия для исцеления себя самого.Коли поведаю историю свою с начала самого, Зайду так далеко, что назад не вернусь.