4 года

Лучше бы не включал свет. Но нет, тебе хотелось поделиться со мной этим настроением.

Ну спасибо тебе, призрак с улицы Jaume I!

Что ж, увидимся в Барселоне через неделю.

В Жироне лил дождь, о пробежках не могло быть и речи. Начала курить. И подолгу засиживаться в баре. Но, как всегда, нашла свой идеальный закат на крепостной стене. Встретила пожилую пару из Канады, поговорили о Барселоне и моей книге. Они спросили, где можно почитать отрывки из нее, ответила, что не выкладываю ее в Интернет, только несколько цитат в соцсетях. Они удивились, а я им – свою заготовку на такой случай: «Мама говорила, что есть сладкое перед едой – это перебивать аппетит к основному блюду». Они меня поняли и мораль басни заценили.

Хотела уехать в Каркассон, потом в Перпиньян. «Билетов нет», – ответили мне из-за стекла. Спросила, куда есть билеты, кроме Барселоны? В Фигерас. Согласилась.

Обычная электричка. Подсела к испанскому мальчику. Станции не объявляют, в ночь периодически шагают люди из вагона. А мне когда идти? Разобрались втроем: я, мальчик и проводник.

Вышла. Куда дальше? В центр, в город, там, где огни. Качу чемодан и заглядываю в окна закрытых баров. И вот – шум пьяных голосов, запах сигарет, вай-фай и жареная картошка с пивом – то, что нужно одинокому путнику. Русская официантка думает, я здесь работаю (здесь – в смысле в своем компе, такой у меня умный вид). По скайпу поболтала с Хосе, пока ужинала, договорились заняться любовью в отеле, который уже забронировала, посмотрела по карте: это практически соседняя дверь, так что сегодня напьюсь, можно.

На третью ночь вышла из отеля на улице Рамбла к музею. Для туристов Фигерас – путешествие одного дня. Мне же некуда было спешить. Растягивала удовольствие. Смаковала каждую эмоцию. Дали для меня – это нечто особенное. Доела хлеб с хамоном и прошлась до конца аллеи с… до сих пор название этих странных деревьев мне неизвестно. Даже днем они выглядели устрашающе. Концы их толстых ветвей венчали «кулаки», грозящие небу. Голые страшные узловатые ручищи.

Дали – это страница из учебника по истории мировой культуры. Я сейчас здесь. Закурила и побрела вокруг музея с яйцами на крыше. Думаю, у меня не получится описать словами то эхо внутри. Цепь событий, что с годами привела сюда, мелькала и улетучивалась. Сложно что-то вымолвить, пребывая в эстетическом опьянении. Завтра что-то там внутри изменит меня навсегда. Затащить сразу в постель – это грозит потерей интереса.

Могла ли я, сидя за школьной партой, помыслить, каким путем доберусь сюда (если вообще доберусь). Детские мечты – они другие, они не превращаются в цели с конкретными сроками. Я будто вновь девочка без завтрашнего дня, которая не хочет принимать социальные схемы. Мне нравился блондин, сидящий за последней партой, а ему явно нравилась другая. Это все, что меня тогда интересовало, это и был весь мир.

Утром устроилась напротив стеклянной стены, через которую просматривался внутренний двор с кадиллаком и золотыми скульптурами в оконных пролетах.

Выше, сквозь прозрачный купол, – обрамленная небом колокольня той самой церкви, в которую я ворвалась на закрытии и сидела совершенно одна, окутанная ладаном.

Прямо над головой – огромная картина, вызывающая ассоциации с бездушным человеком, – с такой дырой вместо духовных «внутренностей». «Эскиз к декорации балета "Лабиринт"». Дыра с сосками. Читала, что это вход в лабиринт Минотавра. Нить Ариадны помогла Тесею не заблудиться, что поможет не заблудиться мне? И кто тогда мой Минотавр? А может быть, я сама Минотавр, пожирающий своих мужиков? Судьба подкидывает мне новых людей, а я возмущенно перегрызаю им глотки: не подходит, не годится.

Она была русской – знаменитая муза, жена и роковая любовь. Ее дух витал здесь не меньше, чем дух Дали. Он создавал то, что видел, как любой другой творец интерпретировал мир на свой лад. А она жила, дышала, улыбалась, показывая зубы и грудь. Любовь не отделима от искусства, а искусство – от страстей.

А кто ты?

Тряпичный Иисус в платье, расшитым пайетками, золотые стрелки, мерно ползущие за его спиной.

Прошлое – не страна, куда можно прилетать снова и снова.

А могла бы я стать чьей-то музой? Пыталась поставить себя в эти картины. Чего стоит один только мой нос, а мои тонкие руки можно сюрреалистически завить вокруг мужской фигуры с хоботом слона вместо головы. Наверное, я бы осознавала себя частью чего-то, имеющего значение. Наверное, гадала бы, что почувствуют те, кто увидят меня?

В центре совершенно пустого зала блуждают «под гипнозом» несколько пар посетителей. Это кажется невероятным, но сейчас, в январе, в музее Сальвадора Дали в Фегейрасе нет очередей, опоясывающих его летом. Какая удача.

«Мягкий автопортрет с жареным беконом» 1941 года. Изгибы света, золотисто-коричневые тона, черно-серые муравьи, отбрасывающие тень и поедающие пустые глазницы. Ни одного мазка. Однородно разлитое масло, как гигантский гениальный плевок. Он захватывал дух и притягивал. Долго стояла наедине с ним в темноте.