4 года

В клубе, еще пустом, но уже с DJ, мы заказали коктейли. Хосе гладил ладошками мои длинные блестящие волосы, бегал пальчиками по плечам и рукам. Он прикасался ко мне, как к богине, проверяя таким образом ее существование, преклоняясь пред ее волшебством.

А потом спрашивает: сколько мне было лет, когда вышла замуж?

Последнее время воображение Хосе занимала моя свадебная фотография, хотя в первую нашу встречу он восхищался совершенно другим снимком, где я на побережье Коста Бланка в легкой серой тунике дефилирую среди яхт. Со временем предпочтения меняются.

Хосе начал говорить о том, что у нас не любовь, а влюбленность. Точнее, не у нас, а, получается, что у него ко мне. А еще спросил, не страдаю ли после развода. Ответила, что нет (и вспомнила Федерико).

Он никогда не разбрасывает вещи и даже утром складывает мои, застилает постель в отеле, тщательно укладывает волосы (за что определила его как стопроцентного визуала). И каждый раз после душа использует крем для тела, что говорит о безумной кинестэтике. И как настоящий аудиал присылает мне ссылки на сладкоголосые песни о любви. Его было много и редко, и мне это нравилось.

А я спросила у него, где он живет, зная, что это где-то под Барселоной. Мы оба получили простые ответы. И вдруг поняла, что не очень хочу знать подробности его личной жизни. Не хочу слушать о проблемах на работе, о том, что он ел на завтрак и ужин, о том на какие электронные письма он отвечает за обедом, сколько стоят его рубашки и как появилась вмятина на двери машины.

Не хочу знать абсолютно ничего, кроме слов, касающихся нашего прекрасного совместного времени, меня, места следующей встречи, разговоров о еде, ресторанах, путешествиях – ничего не значащая, неглубокая болтовня.

Наша отдаленность и недосказанность рождала потрясающую гармонию отношений, которые никогда не перерастут стадию конфетно-букетного периода. Всегда боялась написать лишнее. После развода стала идеальной любовницей. Кто бы мог подумать.

К Люку прилетали родственники из Милана, и снова мне рекомендовалось свалить. Он дал мне чемодан поменьше на время моего трипа, и в центре Passeig de Gracia я спустилась под землю, чтобы сеть на поезд в Жирону.

В уличном кафе на площади встретилась с одним-единственным хостом, больше никто на мой открытый запрос не среагировал. Хост не улыбался. Мы курили и пили кофе за круглым железным столиком на круглой площади. Не понимаю людей, которые не улыбаются. Помню, как учила себя этому. Гуляла по ростовским улицам и улыбалась. Первое время болело лицо.

Мы друг другу не понравились (или, может, он сразу понял, что без вариантов).

Квартирка в средневековой части города, снаружи – аутентичные стены, внутри – малогабаритное современное жилье. Комната оказалась только одна, жуткий душ, в котором не уходила вода, повсюду грязь, и гора немытой посуды собиралась вывалиться из раковины на пол.

После любезно разогретого им ужина он посетовал на январский холод, дождливость, серость, кашлянул и предложил посмотреть японский фильм. В фильме пузатые японцы ели суши с голых длинноногих грудастых тел блондинок, а главные герои отчаянно трахались в специальных автобусах с шестом. И под это интересное дело он попытался взять мою руку и погладить. Да иди ты на хер! Погладь себя в туалете!

Моя постель располагалась на полу, но я всю ночь несла вахту, курила в кухонной зоне сигареты и пыталась писать. С рассветом все бабайки отступают – хост ушел на работу, и я готовилась к переезду. Днем он позвонил с трагичным сообщением, что его бабушка находится в госпитале, и он вынужден приостановить гостеприимство. Мы с явным облегчением расстались в баре. Мне никогда не скучно – в компании темного пива искала отель в пешей доступности. Моя новая каморка – на Joan Maragall[45].

В сумерках вышла с «Никоном» и получила новый эпизод самообмана. Увидела Хосе.

Зимой в девять вечера понедельника провинциальный город абсолютно безлюден. Ни весело, ни грустно, ни одиноко, как-то странно… Казалось, что ты где-то здесь и я тебя обязательно встречу. А вдруг увижу выходящим из ресторана под руку с любимой женщиной? Снова прилетел вертолет, разбрасывая мешки со словами, как гуманитарную помощь. И пока я собирала эти мешки, десятки образов нашего столкновения мелькали перед глазами. На перекрестке что-то заставило меня повернуться и бесцеремонно заглянуть в подъехавший автомобиль. Внутри почему-то горел свет, отчетливый силуэт в синем свитере, коричневых джинсах и профиль взорвали мое сознание. Стоит ли говорить, что мощеная улица ускользала из-под ног, а ноги от меня. Этот призрачный спектакль длился несколько секунд, по сценарию наши взгляды не встретились. Не дожидаясь зеленого сигнала, пошла прочь. Глаза имели право не верить, как и уши некоторое время назад.

И зачем ты включил свет, ты не читал, не искал ничего, просто вцепился в руль и смотрел перед собой?

Зачем хотел показать себя?

Чтобы я, вспоминая тебя, не пошла на свидание с другим?

Чтобы снова написала песню на английском или начала новую главу?