4 года

Дом, где любила, работала, накапливала мебель, где вышла замуж и развелась. Уже сменились домашние животные, висели картины и фотографии… здесь хранила свой букет невесты из оранжевых роз и узкое кремовое свадебное платье. Дом, где было все по-моему, по-твоему и по-кошкински, а сейчас – голые стены с изъянами, нет даже штор. Продала все за несколько месяцев на интернет-барахолке. Все, и даже рушник для каравая, с которым по русской традиции встречала свекровь. Продала много другого невероятного добра по сходной цене. Азартно сохраняла телефоны, не жалела упаковки, делала скидки за объем и всегда улыбалась. Многие приезжали ко мне по четыре раза.

Помню девушку, ее привела с собой на необычный шоппинг моя постоянная клиентка. Как она задумчиво бродила, рассматривая разбросанные вокруг предметы: «Как так можно всю свою жизнь продавать? О боже, жить, а потом раз и все продать. Всю свою жизнь». Я не ответила ей: «Жизнь – это мы! Это я, нагая, с кишками и сердцем, и мне ничем не поможет ваза или тумба для обуви, кроме вырученных за них денег, чтоб купить билет на самолет».

Жажда перемещения по карте мира превышала все допустимые нормы, спасла, зашила мои раны.

Смотрю в потолок и не верю, что скоро отпущу прошлое, что изматывало многие месяцы удушливыми приступами. Казалось, мои внутренности находятся в неисправной «мясорубке», застряли между ножами, красный густой сок стекает по стенкам, машина гудит.

Боль пробурила в груди километровую скважину и качала по баррелю в день, но дыра не стала сквозной. Фокусировалась на проведении тренингов «Успешный презентатор», продажах и изучении английского.

Общалась с бывшим мужем почти каждый день. Иногда истерики, иногда секс. Эти встречи манили и не способствовали излечению, скважина углублялась, увеличивались объемы «нефти».

Видеть меня в таком состоянии – это постоянно испытывать чувство вины. Ревела, он просил прощения – вот финал наших встреч.

Унижала себя и мучила его.

Не могла простить.

Посмотри на наши свадебные снимки, разве это мы? Такие счастливые в загородном клубе в стиле прованс.

Все стало лишь воспоминанием, а оно равно иллюзии.

Смотрю в потолок и уже ничего не чувствую, может, нечто, что страданием и не назовешь, так – легкая грусть. Как завещал Курт Кобейн: «Все можно пережить, если подобрать нужную песню».

Итак, 5 сентября мне подмигнул аргентинец: белая рубашка с закатанными рукавами, часы и сладкий прищур карих миндалевидных глаз. Чувственный настолько, что хочется лизнуть экран с его фотографией.

Хосе наклонил крышку ноутбука для лучшей видимости и запрыгал, как бабуинчик.

В скайпе был виден номер отеля в горах, где он работал управляющим, и его неудержимый восторг по поводу нашего знакомства. Он хватал предметы, расположенные в разных концах комнаты, и называл их на русском: «Книга, халат, лампа, стакан…» Подскочил к темно-зеленому креслу, взялся за деревянный подлокотник и подтащил его ближе к компьютеру – «Кресло!».

Однажды в Москве он месяц учился на языковых курсах. Москвички называли его пупсиком. Я хвалила аргентинца, мне не терпелось на него напасть.

Он пригласил меня на кофе в воскресенье, а я его на футбол в пятницу (в бар). «Claro, Guapa!»[30] – ответил Хосе и скинул ссылку ночного клуба на набережной Барселоны.

И вот уже надеваю шерстяную тунику, машина без крыши ждет меня у ворот на via Augusta[31]. Во вторник Керро везет меня в «Парус». Стандартная программа, когда ты диджей в каком-то клубе. Лифт, два танцпола, бар посередине и крыша с ошеломляющим видом. Громкая музыка, медленный несвободный разговор.

Там танцевала парочка. Она – в коротком максимально открытом со всех сторон белом платье, и он – тонкий, модный. Кажется, они хотели сожрать друг друга.

Хосе стоял возле распахнутой двери такси. Когда подошла ближе, втянул носом воздух, подал мне руку и опустил ресницы. Традиционный контакт: легкое поглаживание руки в машине и ненавязчивое общение: «Как дела, Guapa?»

Потом трясла бедрами под электронную музыку, аргентинец в такт терся об меня и кружился вокруг. Его друг, музыкант и арт-директор этого клуба, смеялся над нами и говорил Хосе: «Зачем она тебе такая большая, она мне больше подходит по росту».

Сижу на белой крышке унитаза в белом халате с логотипом отеля, согнутые ноги упираются в стену, спина – в противоположную. В туалете могу включить свет и писать.

Ловлю эмоции: как попробовать клубничный мохито с базиликом. Это чертова страсть к стремлению почувствовать что-то особенное, а потом облечь в слова.

Третье свидание – ему можно довериться, расслабиться и раствориться в сиесте. До сих пор помню его приветственный кунилингус. Хосе – красивая копия моего бывшего мужа.

Будто вернулась домой – две кошки и мягкая кровать. When we are together time stops[32].

Он спит, как ангел (откуда вообще эта мания подглядывать за спящими людьми?). Возможно, люблю его. Розовая воздушная любовь, как сладкая вата в парке старинных аттракционов на горе Tibidabo.