40 австралийских новелл

Голос у нее стал жесткий, но мне это и было нужно. Я понимал: она стояла на краю бездны. Мне хотелось многое сказать ей, но, пока я собрался с мыслями, она рывком протянула мне руку не в силах продолжать разговор.

— До свидания, Джонстон. Вы… вы славный человек!

Судорожное рукопожатие, улыбка, заставившая мое сердце сжаться, блеснувшие на мгновенье слезы — и она ушла. Прежде чем я понял, что не сказал и слова прощанья, ее обтрепанная фигура исчезла в дверях дома.

Иган покинул Авалон двумя днями раньше. Мы были последними звеньями, связывавшими «небесных близнецов» с разумным миром. Придет время, и жизнь снова заявит о себе в обоих садах, но нас с Иганом там не будет. Выстоит только природа. И, верно, немало темных историй будут рассказывать о двух злобных старухах, доживающих свой век среди зарослей вьюнов и дикого плюща.

НОЧНАЯ СМЕНА (Перевод Б. Антоновича)

Зима. Восемь часов вечера.

На открытой площадке трамвая, идущего по Сент — Килда — роуд в северном направлении, сидят двое. Два портовых грузчика едут в Ярравилл — в ночную смену — на разгрузку сахара: один из них, тот, что постарше, по уши закутан в толстое пальто и сидит прямо, словно аршин проглотил, уставившись в дальний конец вагона. В его усталых

ГЛазах выражение невозмутимого спокойствия, какое 4acfo встречается у заядлых курильщиков трубки. Его спутник намного моложе; зажав руки между колен, он наклонился вперед, как бы любуясь этой дорогой, которая славится своей красотой.

— Холодно будет на палубе, Джо, — замечает молодой.

— Да, холодновато, Дик, — отвечает Джо. И оба опять замолкают.

На остановке Турэк — роуд сходит несколько пассажиров, но садится гораздо больше. Это главным образом, молодежь, направляющаяся на танцы и в театры. Гладко прилизанные головы и белые галстуки; прически, сделанные в парикмахерских на Коллинз — стрит, подведенные брови и накрашенные губы; отутюженные складки на брюках и начищенные до блеска туфли; шелковые платья и короткие жакетки. Людей набилось в трамвай столько, что некоторым приходится висеть на подножках. Воздух наполнили запахи духов.

Молодой портовый грузчик не уступает места — ему тоже никогда не уступали. Он по — прежнему смотрит на дорогу, но перед самыми его глазами крошечная ручка придерживает подол розового шелкового платья, чтобы оно не касалось пола. И он решает, что смотреть на эту ручку куда интереснее, чем разглядывать дорогу. Он мысленно прикидывает, что эта ручка легко и удобно поместилась бы в его большом кулаке. Маленькие белые пальчики совсем как у девочки, накрашенные ногти похожи на крохотные лепестки розы. Дик вдыхает в себя воздух — пахнет фиалкой. Взгляд его скользит чуть выше, туда, где запястье, которое он может без труда обхватить большим и указательным пальцами, скрывается под рукавом жакета. Он бросает взгляд еще выше и вдыхает воздух. Снова фиалки, но на этот раз к запаху духов примешивается запах настоящих фиалок. Со своего места он видит темно — лиловый букетик, прижатый к бледной щеке девушки. Она разговаривает с молодым человеком, стоящим с ней рядом. Улыбаясь, она взмахивает черными ресницами и показывает белые зубки.

Дик сравнивает себя с молодым человеком, сопровождающим девушку, и думает о том, что ждет каждого из них. Ярравилл и Трокадеро; разгрузка сахара и танцы. Дик смотрит на маленькую белую ручку — она так близко к его губам. И он с возмущением откидывается назад, поймав себя на мысли о том, как бы девушка поступила, если бы он вдруг поцеловал ее руку. Вот сентиментальный дурак!

Старый Джо, должно быть, тоже находится под впечатлением шелка и духов.

— Теперь пошла такая мода, — прошипел он на ухо Дику, — что не разберешь, где у них зад, а где перед.

Дик с легким недовольством смотрит на него.

— Что в них плохого? Мне они нравятся.

Джо фыркает в ответ, и тема разговора иссякает.

Дику смешно. Он понимает Джо. При виде таких же точно пассажиров, севших в трамвай на Алма — роуд и на Элстернуик, старик не выказывал никакого неудовольствия. Видно, все дело в названии остановки — Турэк. Оно за себя говорит. Бедняга Джо! Мужества у него хоть отбавляй, а ума маловато. По — прежнему он верный товарищ, но с годами становится упрям и зол. Видно, устал от «борьбы за свободу», плетется в хвосте. Слегка презирает теперешнюю молодежь, которой досталось вести борьбу на последнем этапе. И все‑таки он настоящий товарищ. И прекрасный бригадир. А на выгрузке сахара это очень важно. Ощущая локтем крепкое тело старого грузчика и видя перед собой маленькую белую ручку, Дик чувствует, что находится меж двух миров. Дерюга и шелк. Крепкий запах табака и аромат фиалок. Вчера и завтра.