40 австралийских новелл

Зазвенел звонок, но громкий говор в зале не смолк, и председатель резко стучит молоточком по столу. Вид у него не особенно торжественный. Небрежно развалясь в своем кресле с высокой спинкой, засунув руку в карман, он раздраженно оглядывает собравшихся. Холодными, злыми глазами он смотрит на галерею — она всегда затихает последней. Из рядовых членов профсоюза заседаниями совета интересуются в основном левые, и председатель отлично это знает. Теперешний диктаторский комитет строго — настрого запретил какие‑либо реплики с галереи, записывать выступления делегатов не разрешается. Членам профсоюза — неделегатам запрещено даже аплодировать, если они одобряют принятое решение.

Восемь вечера. Началось еженедельное двухчасовое заседание— интриги, пустая болтовня, разочарования. Тактика правого крыла никогда не меняется, все уже изучили ее: часа полтора обсуждать всякие мелкие вопросы, а когда остается не больше получаса до конца заседания и когда при содействии предусмотрительного председателя прения можно закрыть в любую минуту, тогда поставят наконец и важные вопросы и можно будет начать борьбу с левыми.

Мервин Томас, высокий седеющий человек лет под шестьдесят, делегат от профсоюза картонажников, поднимается, чтобы зачитать протокол прошлого заседания, но Кейз от газовой промышленности и Ганс Хоэнфельс от металлургов уже вскочили и размахивают повесткой дня.

— К порядку собрания, господин председатель!

Мэй сердито смотрит на обоих и дает слово Хоэнфельсу: он менее опасен.

— Коспотин председатель! Коспота делегаты! Я хочу снать, почему фопрос о канадце «Гекторе» не включен в повестку.

Симпатичное лицо Хоэнфельса краснеет от волнения — он всегда нервничает и спешит. Много говорить ему не дадут — он знает это. Репортеры вытащили свои ручки, хотя до этого не собирались ничего записывать. Их интересует только судно с углем.

— Я снаю, что, кроме моего профсоюза, еще тва профсоюза фырасили желанье обсудить этот фопрос сегодня.

— Верно! Верно!

— Какие союзы — моряков и железнодорожников?

Мэй стучит молоточком. Он пристально оглядывает галерею, затем его глаза останавливаются на Хоэнфельсе.

— Делегат Хоэнфельс, если бы комитет ставил на повестку дня все, что случается за неделю, вам бы пришлось сидеть здесь до второго пришествия. Работа комитета заключается в том, чтобы отбирать для обсуждения только наиболее важные дела. А для вашего вопроса существует «разное».

— Это ошень важное дело!

— Комитет знает о нем. У нас есть решение…

— Знаем мы это решение! Передать это дело в конфликтную комиссию? Ручаюсь, что это так! — Это Эндрю Локарт. Он вскакивает и, воинственно выпятив квадратный подбородок, отчеканивает каждое слово, стуча костлявым пальцем.

— Я предлагаю…

— Сядьте, делегат Локарт! Слово имеет делегат Хоэнфельс…

Но садится Хоэнфельс, а Локарт, один из немногих в этом зале, кто не уступит Мэю в упорстве, продолжает нападать.

— Я предлагаю, господин председатель…

— Я не обязан принимать предложения, пока мы не утвердили протокол последнего заседания…

— У меня предложение по повестке дня…

— Хорошо, я приму его без обсуждения. — Мэй знает, когда надо проявить широту взглядов. Неизвестно, как центр отнесется к вопросу о «Гекторе», а у Локарта в центре много единомышленников.

— Я предлагаю, господин председатель, во — первых, — включить вопрос о канадце «Гекторе» в повестку дня сразу же после обсуждения протокола. Вы тянете с этим вопросом, а мы здесь отвечаем за весь порт…

— Делегат Локарт, я сказал — без обсуждения! — Слова Мэя вызывают взрыв протеста левых; на галерее смеются, кто‑то кричит: «Гитлер!» Снова стучит молоточек. Мэй смотрит наверх, на галерею. У него ненавидящий взгляд, — Еще один выкрик, и я попрошу очистить галерею. Совет не может работать в такой обстановке. Кто поддерживает предложение?

Желающих поддержать Локарта много. Слово получает Тони Марголис из профсоюза винной промышленности. Он начинает говорить, но Мэй быстро прерывает его, так же как и Локарта. Начинается голосование. Голосуют просто возгласами — «да» или «нет». Как будто и тех и других поровну. Но Мэй объявляет, что большинство против, и левые соглашаются, не требуя голосования, поднятием рук. Настоящая, борьба еще впереди. А пока что надо быть поосторожнее с центром, где сосредоточились старые члены профсоюза, которые еще пытаются заставить рабочую партию защищать интересы рабочих.

Мэй успокаивается. Глаза у него полузакрыты, лицо безразличное. Он снова засовывает руку в карман, а другой лениво делает знак Сирсу.