40 австралийских новелл

— Ишь язык‑то у тебя, как бритва. На ком только ты его точишь? Уж, наверное, на моих стариках. Обидно, что ты всякий раз выкапываешь эту историю с лодкой. Неохота вспоминать, как я тогда с тобой обходился. А как представлю, какой я сам тогда был — жирный, надутый, кусок мяса, дурак — дураком!

— Думаешь, ты очень изменился?

— Да ну, Рози, чего ты в самом деле? Я ведь стараюсь с тобой по — хорошему.

— Вот как? Зря стараешься.

— Да ну, Рози…

Он не удержался и обнял ее. Вспыхнув до корней волос, Рози ударила его по наглой ухмыляющейся физиономии. Она не выносила никакого прикосновения — то была естественная пугливость дикого зверька. Она рванулась в сторону и, прижав подбородок к плечу, искоса поглядывала горячими темными глазами на Боба, по лицу которого блуждала жалкая, вымученная улыбка.

— Вы рукам воли не давайте, молодой человек. Я вам не уличная.

— Что, кино насмотрелась? Там всегда начинают с таких вот штучек!

По натуре Боб был медлительный и вялый, как его отец. Но, когда его что‑нибудь задевало, в нем появлялось тупое упорство, и с этого дня жизнь Рози стала не особенно приятной. Мало — помалу она почувствовала, что в лавке ее оттесняют на задний план. Как только звонил телефон, Боб немедленно хватал трубку. Он изо всех сил старался показать покупателям, что вернулся специально для того, чтобы взять дело в свои руки и все переиначить по — своему. С Рози он держался неровно — то принимал покровительственный тон, то грубил, то донимал ее чувствительными разговорами.

Однажды вечером миссис Кафферти увидела, что Рози возится с отверткой у дверей своей комнаты, которая вела на заднюю веранду и во двор. Миссис Кафферти — под старость она обрюзгла и стала ворчлива — молча наблюдала за девушкой.

— Господи боже мой! Девочка, зачем ты дверь ковыряешь?

Не оборачиваясь, Рози бросила:

— Прилаживаю замок.

— Замок? Боже правый, да что это тебе в голову взбрело? Для чего тебе в нашем доме понадобился замок? Даже я свою дверь не запираю. Да разве у тебя есть что украсть, а?

Возразить на это было нечего.

А некоторое время спустя как‑то ночью супругов Кафферти, спавших мирным сном, разбудила громкая возня внизу — слышались возбужденные голоса, потом какой‑то шум, словно к двери придвигали что‑то тяжелое. Миссис Кафферти поднялась, наказала мужу, чтобы тот лежал спокойно — видно, это соседский кот пытается стянуть рыбу из холодильника, — потом накинула халат и засветила фонарь.

Кафферти уже спал, когда она вернулась, но сны у него были беспокойные. Его грядку с бобами топтал слон, а он пытался прогнать его, бросал в него горстями песок, но слон уже растоптал молодые побеги и опрокинул бочку с водой, и теперь все надо сажать заново. Потом слон стал постепенно отходить, он все рос и рос, пока наконец не превратился в грозовую тучу, закрывшую все небо.

Когда Кафферти проснулся, в окно светило солнце, но чувствовалось, что ночью прошла гроза, а внизу в лавке была тишина; тишина стояла даже в кухне, откуда доносился запах кофе. Натянув брюки, он в одной рубашке тяжело за топал вниз. К столбу веранды были прислонены чемоданы, аккуратно перехваченные ремнями, а рядом стояла Рози в выходном костюме и поджидала рейсовый автобус. В ней чувствовались строгая сосредоточенность, суровая решимость и вместе с тем глубокая уверенность, что она сумеет одолеть все преграды на своем пути. Она была похожа на горячего, сердитого орленка, готового взлететь в небо.

Кафферти инстинктивно подался назад. Бывали минуты, когда грубовато — шутливый тон, каким он обычно с ней разговаривал, ему самому казался неуместным, и сейчас это было именно так. Он даже не стал расспрашивать жену, которая, поджав губы, погрузилась в кухонные дела, как краб зарывается в песок. Боб, по — видимому, с раннего утра отправился рыбачить на остров.

Рейсовый автобус, единственной пассажиркой которого была Рози, миновал бывшее становище Слейтеров, пересек мост и направился к железной дороге, отделенной от городка цветущим лугом. Едва он скрылся из виду, Кафферти, тупо глазевший ему вслед с веранды, увидел, что с пляжа лениво бредет Мортон, с полотенцем через плечо. Лицо у него было красное, добродушное, глаза сверкали, как бусины.

— Что это я слышал про Рози? — спросил он. Кафферти настороженно глянул на него.

— А что?

— Да там, на пляже, женщины болтают, будто видели, как она уехала в автобусе, разодетая в пух и прах, ни на кого и не взглянула, а вид у нее был такой, будто что‑то стряслось, вот ей и надо удирать. Выгнали вы ее, что ли?

— Ничего я тебе не скажу.

— Да брось, — сказал Мортон, — чего тебе от меня скрываться, Мик? Сам знаешь, у меня в одно ухо вошло, в другое вышло. Если бы не научился держать язык за зубами, я бы по уши влип, вечно бы меня за клевету судили — столько я слышу всякой всячины на заседаниях муниципалитета то про одного, то про другого. А я так и знал, что у тебя будут неприятности из‑за Рози. Запустила руку в кассу, так, что ли?

Кафферти вобрал голову в плечи.

— Ничего я тебе не скажу, — упрямо повторил он.