44e4a70626284418e3c0a1541b6f83c4

Однако лихих добытчиков колдовского цветка слыхать за версту. Судя по ярости в голосах, добывать его они отправились порознь. А теперь столкнулись и делят шкуру неубитого медведя: кому цветок барину нести, волюшку получать.

Вдруг непроглядный мрак рассеивает золотистый огонь. А может, и не золотистый. Дрожит, струится, переливается. То подмигивает розовым, то алым разгорается, то мерцает чешуей силявки.

— А ну грабли убрал, курва! Я первый нашел, я!

— Карел, — выдыхает Бранка. Не бежит вперед лишь потому, что Отто с Иржи раз двадцать повторили: никаких резких движений, никакой суеты.

Все четверо замирают шагов за тридцать до ссоры. Девчата протягивают им сплетенные на ходу веночки, шепотом повторяют инструкции: на свет не выходить, не кричать, признаки жизни подавать лишь в трех случаях — если покажется опасный хищник, на них нападет нечисть или возле цветка не останется никого в сознании.

Конечно, та же Бранка быстрее уговорит своего братца оставить опасное дело, да и милая Ирма наверняка имеет влияние на своих соседей. Но не след обеим появляться рядом с подпольщиками. Для общей безопасности.

Друзья в последний раз коротко пожимают любушкам руки — и выходят в круг зыбкого, переменчивого света. К ним разворачиваются шестеро весьма сердитых парней.

— Ребятушки, оставьте цветок, ступайте домой, — почти ласково увещевает спорщиков Иржи. — Колдовской цветок связывает руки нечисти. Сорвете — она вам отомстит. А то и в деревню наведается.

— Почем знаете? Откуда умники, значит, выискались? — бычится чернявый коренастый парень.

— А я их знаю! — недобро улыбается белобрысый румяный красавец. — Они с этих… С подполья, во!

— С подпо-о-олья? — тянет высокий Карел и смотрит серьезно, цепко, как его младшая сестра. — Вы, стало быть, из тех, кто за нас, простых людей, радеет? Ну так порадейте! За этот цветок один из нас волю получит.

— Не получит, — вступает в разговор Отто. — Слыхали? Сорвете — не себе, а нечисти волю добудете. Моя мамка, знахарка, одного такого выходить пыталась. Помер на третий день, а от вида его здоровые мужики шарахались.

— Ой, брешешь! — мотает головой белобрысый.

— А зачем нам врать? — недоумевает Иржи.

— Затем, — подает голос парень в красной рубахе и кожаных сапогах. Сапогах! То ли сын старосты, то ли еще какого непростого крестьянина. — Вы подполье? Подполье. Вам надобно, чтобы вас по деревням уважали да боялись? Надобно. Значит, худо вам станет, коли мы сами волю добыть сумеем?

На этот раз друзья обалдевают хором:

— Чего-чего?

— Ты только не заговаривай мне зубы, мол, вы от всего сердца за нас радеете. Кто в согласии с умом полезет за просто так в подполье? Никто. Значит, у вас о власти али о деньгах интерес имеется.

Отто открывает рот, еще толком не понимая, как отвечать на эту ахинею, но тут Иржи пихает его в бок и шепчет на ухо:

— Глаза.

А глаза у всех шестерых и впрямь поблескивают, ровно у бешеных. Сам Отто чует внутри себя нехорошее раздражение. Мол, чего с дураками валандаться, надавать по шее и пнуть отсюда под зад. Он сжимает мешочек на поясе, в котором спрятан зверобой, и ахает, старательно изображая испуг:

— Там, там!

Парни невольно оборачиваются в указанную им сторону, а Иржи успевает бросить к пылающему цветку заветный веночек.

— Обратно брешешь! — рычит белобрысый. Сжимает кулаки, шагает вперед, сверкает глазами… нормальными глазами.

Раздражение отпускает Отто, но не до конца. В воздухе остро пахнет зеленью, будто кто-то перетер в огромной ступке разом все листья папоротников. Колдовские лепестки переливаются все быстрее, смешивая при этом оттенки. Уходить нужно.

— Уходить надо, ребята, — жестко — для себя, конечно — объявляет Иржи. — Взгляните на цветок, принюхайтесь, прислушайтесь!

Однообразное размеренное «фью» звенит ближе, чаще.

Красная рубаха с места сигает к цветку. В руке зажимает нож, однако его перехватывает один из своих, чернявый.

— Куда попер? Здесь твоего папки нету, здесь мы все ровня!

— Да бегите же, покуда целы! — в последний раз взывает к рассудку парней Отто. Он совершенно, ну вот ни капельки не рвется в драку с братом своей Бранки.

Белобрысый и еще двое молча надвигаются на них, угрожая тем, что из дому прихватили. Два топора и тесак.

Да что ты будешь делать!

— Ребята, мы вам зла не желаем, — запредельно терпеливо объясняет Иржи. — Но и себя в обиду не дадим, — спокойно достает боевой нож. — А против нас у вас нету шансов. Никаких. Добром прошу: возвращайтесь в деревню и без цветка.

А дальше случается самая трудная в жизни Отто драка.

Потому что одно дело — биться с королевскими солдатами или воинами ордена, зная, что ты имеешь полное право не только ранить, но даже убить. Более того, частенько ты убить обязан, ведь не сделаешь этого, и погибнет твой друг, а то и вовсе невинный человек.

Потому что одно дело — тренировочный бой, горячий, злой, но с безопасными деревяшками в руках, под чутким присмотром товарищей, с лекарем и кладовкой, забитой снадобьями.