45-я параллель

Живущая в соседнем подъезде Алена никак не могла попасть в родные стены. Женщина вместо двери, ключи от которой были давно утеряны, несколько лет использовала окно. А в эту ночь, как назло, на окне опустился шпингалет. В два часа ночи непутевая соседка начала эмоционально причитать под луной. Спать было невозможно. Дворняжка Алены и шесть щенят, заслышав хозяйку, оглашали ветхий дом скулением и лаем.

Мне пришлось встать, сменить ночную рубашку на футболку и штаны и выйти на помощь. Щенята продолжали громко скулить. Именно ради них я несколько дней развешивала по округе объявления в надежде, что кому-то потребуется сторожевая собака и мы сможем их пристроить.

Мама уселась на наш подоконник и начала давать советы соседке, как влезть в окно. Алена визжала, цеплялась за форточку, но выпитый алкоголь не давал ей возможности сохранить баланс, и она, истошно крича, вновь и вновь падала в крапиву.

Я влезла в чужую форточку и открыла окно. Таким образом Алена попала домой.

В ее квартире не было электричества и газовой плиты. Я едва не навернулась, поскользнувшись на сотне стеклянных бутылок, которые катались по прогнившему полу. С бутылками играли щенята.

Утром бабка Алиса не стала скандалить, хотя я ожидала, что она кинется на Алену с кулаками за ночное хулиганство. Но Алиса расплакалась от счастья: страшная рука с крестом перестала стучать. Бабка Алиса хотела узнать, какое я знаю колдовство.

Я промолчала.

– Уплыло, как кусок говна по реке, – пританцовывала старуха.

Ах, в этом мире все на месте,
На месте жертва и палач…

Женский голосок напевал эти строчки несколько дней подряд.

Невротичная женщина с длинной косой, в сарафане и туфельках-лодочках отводила дочку лет трех в летний садик. Иногда она дергала рукой, будто видела привидение, и шмыгала носом.

– Я знаю эти стихи, – сказала я. – Их написал Вениамин Блаженный.

– Да, – обрадовалась она, а затем строго спросила: – Ты христианка?

– Я из Чечни, – уклончиво ответила я.

– А… Понятно, – поджала губы соседка.

– Меня Полина зовут.

– Светлана, – представилась она.

– Спрашивала про работу в садике, но мест нет, – пожаловалась я. – Если вдруг узнаете, что где-то няня нужна ребенку, скажите мне или маме.

– Здесь люди за свое место крепко держатся, – покачала головой Светлана. – Не ищите понапрасну! А знаете, – торопливо добавила она, – обращайтесь в истинное христианство.

– Это какое? Иисус не призывал молиться на иконы.

– Дело не в том! Иконы – не иконы. Настоящие христиане – это песиголовцы!

– Кто?!

– Люди с собачьими головами!

Надо сказать, я никогда ранее ничего подобного не слышала, но Светлана была на редкость серьезна.

– Мы считаем себя песиголовцами и молимся Христофору. Такова истинная религия.

– Вы к батюшке обращались?

– Были в церкви. Батюшка – добрый человек. Только шибко неверующий.

Светлана с дочкой попрощались и пошли по дорожке мимо палисадника, где стояла одинокая груша, украшая собой вид из нашего окна.

В соседнем подъезде на втором этаже друг напротив друга жили два беспросветных старых алкоголика. Безбородый по прозвищу Утка и бородатый, которого звали дядюшка Шило.

Мне показались их прозвища весьма необычными, но бабка Алиса внесла ясность: Утка в свое время разводил в квартире домашних птиц, а дядюшка Шило был уголовным авторитетом.

Шило сломал себе обе ноги, скатившись с лестницы в подъезде. А до этого он до смерти избил свою мать. Несчастная болела и не могла самостоятельно передвигаться. После того как мать похоронили, дядюшка Шило стал частенько падать на лестнице и ломать себе ноги. Теперь он передвигался на костылях.

С Уткой его сближало не только соседство: они оба убили своих матерей.

Утка задушил маму подушкой. Ее похоронили без вскрытия, чтобы не возбуждать уголовное дело.

Под квартирой дядюшки Шило проживала семья Трутня, а напротив них – Алена с дворняжкой Джульеттой. Собака Алены была постоянно голодная, а Трутень бросал в нее камни и грозился зарезать. Джульетта, как и хозяйка, выбиралась на улицу через окно и бродила в поисках пищи на ближайшей свалке.

Жаря блины с мыслью покормить соседских детей, я услышала неистовые вопли.

Оказалось, что дядюшка Шило, сидя на ступенях подъезда, убивает щенка, пойманного удавкой в квартире Алены. Он делал это при детях Трутня, которые громко плакали.

Старый калека несколько раз ударил щенка кулаком по голове. Сын Трутня, Гришка, которому исполнилось шесть лет, захлебывался слезами:

– Добей его! Ему же больно! Добей, пожалуйста!

Моя мама стояла у палисадника с бабкой Алисой. Она заорала:

– Фашист! Тебя мать родила или сука?!

Пьяный калека выпучил глаза.

Остальные соседи отмалчивались – Шило мастерски умел метать ножи.

На мамин крик выскочил Трутень. Он тоже находился в нетрезвом состоянии и покачивался, как бригантина во время шторма. Заметив, что его дети, Гришка и Любава, рыдают, Трутень кинулся на пьяного старика и начал бить его ногами.

Калека скатился со ступенек.

– Ты сам разрешил убить собаку! А теперь дерешься… – обиженно прокричал дядюшка Шило.

Трутень перестал наносить удары: