45-я параллель

– Что вы издеваетесь над человеком! Она не террорист, она инвалид! – закричала маклер, и маме поставили на бумажку нужную печать.

Семья Зинаиды, слушая мои рассказы, простодушно посмеивалась. От соседей пахло дешевым крепким самогоном. На руках у бабушки сидел Димка и вдыхал перегар, улыбаясь беззубым ртом.

– Никак не могу понять, – спросила я, – зачем Ворон сушит укроп на балконе?

Истерический смех соседей разбудил сторожевых псов, которые начали истошно лаять в такт.

Антон, услышав мой вопрос, покатился по траве и потерял леопардовые сланцы. Моя мама, выйдя из подъезда, изумленно, как и я, посмотрела на односельчан.

– Это же конопля! – отсмеявшись и чуть не выронив внука, объяснила пенсионерка Зинаида. – Ворон с детьми выращивают ее, собирают, вяжут пучки, сушат и продают на ярмарке. Это они ее на просушку повесили.

Я отказывалась верить своим ушам. Я видела детей Ворона – учеников младших классов. Смуглому кудрявому сыну Ворона было одиннадцать лет, а девочке со светлой косой и лучистыми голубыми глазами – она походила на погибшую мать – около девяти.

– Спроси их сама, – хохотала Тома.

Антон продолжал ползать по траве, корчась от смеха.

Июль – это сочные травы и высокое небо. Жаль, что в Бутылино отсутствовали рабочие места и люди не жили – выживали. Но когда-то все было иначе. Бабка Алиса вспоминала, какой урожай собирали в колхозе и как она трудилась дояркой.

– Зажиточное село было! А теперь чего? Не успеют помидоры покраснеть в огороде, их уже ворует голодный люд! Страсть до чего довели народ!

Трудно было с ней не согласиться.

По утрам я занималась тем, что чинила раскуроченный забор на нашем участке.

Бабка Алиса в ярком халате повсюду ходила за мной, будто у нее не было своих дочерей и внуков. Но на самом деле были. Две дочери, обе не замужем и сильно пьющие. И четыре внука, трое из которых сидели в тюрьме за грабежи и убийства. Младшенький, семнадцатилетний Макар, находился на свободе. Он не служил в армии, как трое старших, прошедших Чечню, но несколько раз привлекался за разбой.

– Мои внучки́ хорошие, – ласково ворковала бабка Алиса, – Макар в тринадцать лет бродячую собаку зарезал и сварил наваристый суп. Сказал: бабушка, на, это тебе!

От умиления пожилая женщина чуть не плакала.

– Собаку?!

В войну, которая длилась десять лет, никто в нашем дворе не ел бродячих собак. Даже корову, убитую снарядом, не стали трогать. Она ведь пала жертвой войны. Жители обходили тушу стороной.

– Собаку сначала поймал, – продолжала восхищаться баба Алиса, – сам зарезал! Шкуру снял, почистил. Супец получился что надо!

Заметив мое вытянувшееся лицо, она умолкла, а затем все же продолжила:

– У нас в селе собак едят. Ворон, например. Мою беременную собаку поймал и зарубил. В соседнем подъезде все едят. Не веришь, сама спроси.

Я продолжала молчать, оцепенев от ужаса. Сквозь рухнувшие от времени гаражи проросли фруктовые деревья. К одному из них цепью был прикован Барбос, рыжий пес бойцовской породы. Односельчане остерегались к нему подходить, а я носила Барбосу воду, остатки обеда и гладила живот. Пес мне улыбался, показывая острые клыки. Барбос – собака бабки Алисы.

– Вы и его собираетесь съесть?

– Барбоса? – Бабка Алиса поправила съехавший головной платок. – Не! Пусть живет! Ворон предлагал его убить неделю назад, но я не дала…

Настороженно соседка посматривала на деревянные рамы, выкрашенные в бордовый цвет. Ее спальня выходила на огороды.

– Вам не страшно? – спросила я, думая о загубленных душах.

Мой вопрос бабка Алиса поняла по-своему:

– А как же! Я в Бога верую! Здесь такое творится! Ты знаешь, да? И ведь святой водой окна мыла. Не помогает. Святой воды мне батюшка трехлитровую банку налил.

– Вам через окно что-то видится?

– Ад! – жутко завопила соседка и начала мелко креститься.

– ???

– Перед рассветом, между четырьмя и пятью утра, начинается стук. Тук-тук-тук! – Бабка Алиса подошла ко мне и зашептала, трясясь от ужаса. – Тук-тук-тук! Все началось более пятнадцати лет назад. И каждую ночь: тук-тук-тук! Когда восходит солнце, стук замолкает.

– Что за стук?

– Помилуй Господь! – ответила Алиса, продолжая чертить в воздухе крестные знамения. – Подумала однажды, вдруг птица балуется али кто другой? Отдернула штору. И увидела руку в тумане, которая мне крест кажет!

Надо сказать, что я, слушая соседку, поняла, что еще немного – и свалюсь в обморок.

– Грешница я! Десять абортов! Конюхи, плотники… Ото всех не родишь… Кому нужны голодные рты? – призналась бабка Алиса. – Натворила я дел, потому и приходят ко мне по ночам. Крестом православным пугают.

Поведав мне о своих горестях, соседка пошла в палисадник. А я искренне пожалела ее и решила помочь справиться с призраками.

Летние дни на юге яркие, блестящие, как рыбки в аквариуме. По утрам соседи таскали ведрами воду, качая ее на уличной колонке. Когда колонка сломалась, они шли к колодцам, находящимся за пару километров. Уборных в домах не было, но пышно цветущие кустарники манили к себе, и проблем с отхожим местом у жителей не возникало.