45-я параллель

В домике была всего одна комнатка в четырнадцать метров. Уборная и кухня – отсутствовали. Так выглядело самое дешевое жилье, которое съедало мою зарплату целиком!

Разговорившись у колодца с протрезвевшей Ритой, я узнала, что хозяйка, сдавшая нам угол, женщина преклонных лет, бывшая сотрудница КГБ, а ее вежливый пожилой супруг – бывший заключенный, сумевший впоследствии дослужиться до начальника тюрьмы.

– Оба состоят в партии «Единая Россия» и славят президента Путина, – доверительно сообщила Рита.

Придя в магазин, я поняла, что от последних новостей кружится голова.

Вытащив спрятанный между книгами дневник, я записала:

Привет!

Там, где мы ночуем, писать некогда. На сон всего четыре часа. Поэтому слушай сейчас, мой бумажный друг.

В старом доме, которому от рождения двести лет и который еще помнит время русских царей, я обнаружила пушистого домового. Домовой сидел на холодильнике и был похож на большую дымчатую кошку. Когда я встала с кровати, домовой не исчез, а растворился в воздухе подобно тому, как растворяется песок, брошенный в морскую волну.

Я не испугалась.

Мать отругала меня:

– Почему не спросила, к худу или к добру?

Домового всегда спрашивают, по старой традиции. Но даже без вопроса я поняла, что явился он к худу, и решила это худо отсрочить.

Домовой не переставал чудить.

Вчера я поставила наш будильник на 6.00 утра, и мы уснули.

Подскочила я от звонка. Выбежала в коридорчик размером метр на метр, схватила будильник, специально оставленный там, чтобы поменьше доставлять неудобства соседям, смотрю: 8.00!

Я в ужасе подбежала к маме:

– Вставай! Мы на работу опоздали!

Шторы распахнула – ночь!

Сонная мама говорит:

– Не может быть, что 8.00. Звезды на небе.

Я сунула ей под нос будильник.

Включили телевизор – в углу экрана время: 5.00 утра.

Сначала я подумала, что часы из-за плохих батареек пошли неправильно. Но почему время убежало на три часа вперед, да еще кто-то стрелки звонка перевел?

Около шести утра мы снова улеглись.

Встала я без двадцати семь. У меня создалось впечатление, что спала я очень долго, целые сутки. Я прекрасно отдохнула. Хотя часто засыпаю тяжело, ворочаюсь, вижу кошмары и просыпаюсь с мигренью.

П.

– Какое имя тебе по душе? – отвлек меня от дневника Николя.

Пользуясь кратковременным отсутствием надсмотрщиков, он пришел в мой отдел.

– Мы – кочевники, люди без имени. Когда спрашивают, как нас зовут, мы не знаем правильного ответа.

– У вас есть главное. Здесь это утратили.

– Поясни.

– Сила духа, стремление к свободе.

– Ты правда так думаешь? Там, где я родилась, никто не свободен от рождения: действуют законы кланов, определяя жертву, юные девушки слушают одну и ту же легенду о любви. Историю о том, что юноша встретил любимую у родника… Замуж выходят по воле стариков. Никто не считал количество сломанных судеб.

– В Чечне нет понятия «любовь»?

– Есть. Оно применимо к родине и к матери. Жене говорят: «Я тебя хочу».

– Ты собрала в себе источники разных культур и мировоззрений.

– Ты мне льстишь. – Я спрятала заветную тетрадь подальше от чужих глаз.

– Нет! – Николя даже подпрыгнул от возмущения. – Ты не смиряешься! Я начинаю верить, что ты осуществишь все, что задумала. А ведь это непросто. На это способны единицы.

В магазине узнали, что я, единственная, со скандалом добилась медицинской страховки, и решили, что мой характер из железобетона.

Остальным сотрудникам было тяжело смириться с моей неуступчивостью. Каролину, Сашу и Эвереста, которые не привыкли соблюдать Трудовой кодекс, мои действия привели в ярость.