Читаем 46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью полностью

У Козьмы Пруткова есть стихотворение «Древней греческой старухе, как если б она домогалась моей любви». Герой стихотворения, стильный мужчина и кавалер, никак не может поверить в происходящее — в то, что эта поганая воображаемая старуха, с которой сыплется штукатурка засохших румян, действительно лезет к нему — к нему! — за любовной лаской. Смешно это потому, что ситуация изначально фарсовая — никакой старухи нигде, кроме как в воспаленном воображении Пруткова, не было. Но этой старухе еще повезло — ее просто отшили, дав ей как следует прочувствовать всю отвратность ее воображаемого тела. Другой воображаемой старухе повезло гораздо меньше. Сначала ее заставили заниматься ростовщичеством и вытягивать из бедных людей последние портсигары, а потом взяли и к-а-к долбанули воображаемым топором по воображаемой косичке.

Больше всего меня поражает человеческая (и своя собственная) способность испытывать настоящую — с выделением адреналина и сжиманием кулаков — ненависть по воображаемому поводу. Если я начну считать своих старух, то выяснится, что я воображаемый военный преступник. Но, сколько бы воображаемых старух я ни перебил, я никогда не делал зла в тот момент, когда я его делал.

И не я один. Весь Голливуд тоже. Этот принцип лежит в основе всех «крутых боевиков». Нормальный человек не способен испытать ненависть, не убедив себя, что он испытывает ее ко злу. Это хорошо понимают кинематографисты ужасов и писатели боевиков — именно поэтому перед тем, как какой-нибудь жан-клоп вам дам начинает крушить черепа, зрителям долго и терпеливо объясняют, с какими суками жан-клоп имеет дело, так что от праведной ненависти у них сами собой начинают сжиматься кулаки. Но изнутри ненависть всегда выглядит праведной, даже у Ленина, Гитлера или банкира, которому не дают нормально прокрутить шахтерский триллион. А ненависть, которой не удается найти для себя праведного обоснования, оборачивается вовнутрь и превращается в стыд.

Лучшая возможная реакция на замеченную в себе ненависть — это спросить себя: «А была ли старуха?» В девяноста девяти случаях из ста выясняется, что ее не было.

Мой воображаемый собеседник может спросить — а как же быть с абстрактным маньяком-убийцей, который изнасиловал пятьдесят семь Красных Шапочек и из фрейдистских побуждений хотел сбить ракетой «Стингер» самолет премьера? На это я могу посоветовать своему воображаемому собеседнику разжать кулаки и забыть про своего воображаемого маньяка, а себе самому — забыть про воображаемого собеседника. И в мире опять станет спокойно и тихо. А если мой воображаемый собеседник не захочет заткнуться, я выну из-за воображаемой пазухи воображаемый, но очень тяжелый гаечный ключ. Честное слово, без всякой ненависти…

…Любые принципы и убеждения, которые приводят к чувству ненависти, — полное говно. То же можно сказать и о людях, которые разжигают ненависть в других, особенно за зарплату. Эти люди — самые опасные и отвратительные, их лучше сторониться, потому что сделать с ними ничего нельзя — они сами уже все с собой сделали.

И последнее. Если мой воображаемый собеседник спросит, что делать в случаях, когда старуха не воображаемая, а настоящая, то я отвечу следующее: со всеми старухами, воображаемыми и настоящими, надо разбираться без всякой прутковщины и достоевщины, а по методу Даниила Хармса — просто не мешать им свободно выпадать из окон на мостовую.

Источник — www.ogoniok.com/archive/1999/4604/17-42-44/

Виктор Пелевин: Ельцин тасует правителей по моему желанию!

25 августа 1999. Борис Войцеховский, «Комсомольская правда»

«Комсомолка» стала единственной газетой, которой дал интервью самый популярный из современных российских писателей.

Часто бывает — проезжаешь в белом «Мерседесе» мимо автобусной остановки, видишь людей… И на секунду веришь, что этот украденный у неведомого бюргера аппарат, ещё не до конца растаможенный в братской Белоруссии, но уже подозрительно стучащий мотором с перебитыми номерами, и правда, трофей, свидетельствующий о полной и окончательной победе над жизнью. И волна горячей дрожи проходит по телу; гордо отворачиваешь лицо от стоящих на остановке и решаешь в своём сердце, что не зря прошёл через известно что и жизнь удалась.

В.Пелевин «Поколение ’П’»

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивное мнение

Тест Тьюринга
Тест Тьюринга

Русский эмигрант Александр, уже много лет работающий полицейским детективом в Нью-Йорке, во время обезвреживания террориста случайно убивает девочку. Пока идет расследование происшествия, он отстранен от работы и вынужден ходить к психологу. Однако из-за скрытности Александра и его сложного прошлого сеансы терапии не приносят успеха.В середине курса герой получает известие о смерти отца в России и вылетает на похороны. Перед отъездом психолог дает Александру адрес человека, с которым рекомендует связаться в Москве. Полагая, что речь идет о продолжении терапии, Александр неожиданно для себя оказывается вовлечен в странную программу по исследованию искусственного интеллекта под названием «Тест Тьюринга». Чем глубже Александр погружается в программу, тем меньше понимает, что происходит с ним и с миром и кто сидит по ту сторону монитора…

Александр Петрович Никонов

Фантастика / Триллер / Фантастика: прочее

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика