47

Единственным человеком, который мог хоть как-то прояснить ситуацию, была супруга мужчины, выбросившегося из окна. Хотя мне очень не хотелось возвращаться в тот дом и заходить в ненавистный подъезд, иного выхода не было. Набравшись смелости, в один из дней я все-таки решился на это.

Наш разговор был очень спокойным. Меня не пригласили пройти в квартиру, но я и не стремился туда. Достаточно было того, что молодая, но очень уставшая на вид женщина не закрыла дверь перед моим носом. Я вкратце поведал о причине своего прихода, и она, внимательно выслушав меня, рассказала, что ее муж был военным фотографом, неоднократно бывавшим в горячих точках.

– Его психика была расшатана, и по ночам он видел жуткие сны. В них, убегая от ужасов войны, он пытался защититься от сотен оживших трупов солдат, нападавших на него из заброшенных окопов и сгоревших деревенских домов. При этом он что есть мочи кричал во сне. Сначала эти сны были редки, а потом стали нормой его ночей.

Затем он снова уезжал, а бедная женщина, провожая его, молилась о его здоровье, одновременно с этим желая подольше побыть одной.

– Он приехал двадцать пятого числа, в среду. Целые сутки провел дома с сыном, так как я была на дежурстве в больнице, – она протерла влажные глаза. – Я медсестра.

– Простите, что заставляю вас вспоминать…

Она кивнула в ответ.

– А утром следующего дня мне позвонили и сообщили о его смерти… Я даже не помню, как примчалась сюда. Благо, моя мама живет неподалеку и смогла сразу приехать и забрать сына до вечера. Я не хотела, чтобы он видел труп отца.

– Простите, – я перебил ее. – А что сказали судмедэксперты?

– А что они скажут? Сказали, что полученные травмы несовместимы с жизнью. Правда, сначала версия самоубийства была под сомнением, так как на теле обнаружили повреждения, не связанные с этим падением.

– Какие именно? Простите еще раз.

– Ничего, не извиняйтесь. – Она закрыла глаза. – Он упал на живот, но в нескольких местах сломал позвоночник. Он у него просто лопнул от удара. Но, так как под ним была земля, а не асфальт, он словно впечатался в нее, и крови почти не было. Также у него был сломан нос и раздроблена нижняя челюсть. Еще обнаружили открытый перелом правой руки и, естественно, перелом грудной клетки. Но одно было странно…

– Что?

– Они же просчитывают траекторию падения, моделируют ситуацию, ориентируясь на следы и разные детали…

– Ничего в этом не понимаю. А что было странно?

– Их смутило то, что он весь был в царапинах и ушибах на спине, затылке и плечах. Все тело было в грязи и в мелких ветках, словно сначала его били палками, а потом уже выбросили из окна. Мне вытрепали всю душу, расспрашивая о наших с ним отношениях, о его друзьях и врагах. Но вскоре в нескольких метрах от трупа нашли следы от предыдущего падения, и от меня отстали с идиотскими расспросами.

– В каком смысле «предыдущее падение»? – Я прищурился.

– Он пытался покончить с собой два раза подряд. – Она закрыла лицо руками. – Простите… Я не знаю, что произошло с ним! Это точно какое-то помешательство! Я не знаю… Не представляю…

А я не представлял себе, что сказать в ответ. Уместны ли в такой момент банальные фразы?

– Простите, – повторила она. – В первый раз он выбросился из окна нашей квартиры, но упал сначала на дерево, а потом уже на землю. Ветки смягчили удар, и по счастливой случайности, хотя и переломав все тело, он выжил. Потом в шоковом состоянии он поднялся наверх и спрыгнул еще раз, только уже из другой квартиры.

– И дерево уже не спасло, – констатировал я.

– Он его даже не задел.

– А почему именно из сорок седьмой квартиры? Как он попал туда?

– Это было и для меня загадкой, пока сын не признался мне, что показал отцу эту квартиру.

– Как это «показал»? – Я не ожидал услышать такое.

Она рассказала мне, что у них есть сын, который привносит в ее жизнь больше проблем, нежели счастья. Ей было сложно говорить такое о своем ребенке, но, когда она говорила о том, что большую часть года он проводит у бабушки за городом, ее глаза улыбались.

– Ему очень нравится общаться с пожилыми людьми. Он привык к матери мужа и испытывает к старикам большую любовь. Быть может, потому он и любил бывать в гостях у соседки.

Я вздрогнул.

– В гостях?

– Да. Они часто общались с той женщиной. У него нет друзей, и в ней он находил отраду. Она угощала его конфетами и пирожками, а что еще нужно ребенку? – Улыбка любящей матери озарила ее бледное лицо.

– А сколько ему?

– Нам уже семь.

– В этом году в школу? – Я тоже улыбнулся.

– В школу? Нет, в школу мы не ходим.

– Простите за дотошность, почему?

Она опустила глаза.

– Потому что он больной.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного, это не новый для меня разговор. У него церебральный паралич, но функции двигательного аппарата не блокированы! – Она чуть повысила тон, словно оправдываясь.

– Это хорошо, – я осекся. – Ведь многие дети с параличом могут только сидеть.

– Да, в этом нам повезло. Но он отстает в развитии, и к тому же у него ГКА 1А, в силу чего мы не очень хорошо видим.

– ГКА 1А?

– Глазокожный альбинизм, – она приподняла брови. – Видели альбиносов?