48 часов

Ночь не позволяла рассмотреть мелкий шрифт, но суть я все равно уловила. И застыла.

Аттестат. На мое имя. И выглядит как настоящий. Даже печати. Оказывается, я окончила школу всего с двумя четверками. По психологии и автоделу. Это что еще за предмет такой? Придурочный. Автодело. А психология-то причем? Странный он.

Спазм сдавил горло. А слезы снова покатились по щекам, но я уже не замечала их. Отложила корочки и взяла в руки другую бумажку.

В ней говорилось, что я поступила на первый курс в наш местный институт. Специальность – управление персоналом. На бюджет.

Получается, я уже месяц пропускаю занятия. Че за бред?

Руки начали шарить в поисках следующей бумажки. Листовка. Художественная школа. И снова договор. Вечерние курсы. Потерла кончики пальцев. Интересно, руки помнят?

Я думала, что сюрпризы закончились, так как бумаг в папке не осталось. Но на дне заметила небольшой прямоугольник.

Фотография. Потертые края. Сгиб посередине.

Сердце пронзила боль, когда узнала на фото любимое лицо. Только тут стрижка короче. И он моложе. Сколько ему тут? Как мне сейчас. Может чуть старше. Кончиками пальцев по знакомым до боли чертам. Он сидел на земле в зеленой майке и камуфляжных штанах, заправленных в берцы. Локти на коленях, в руке сигарета. И взгляд в камеру. Прямой и такой родной.

Рядом с Чёрным – парень. Шатен, примерно его возраста. А на шее того жетон. Армейский. И не было сомнений, что именно он был тогда в бардачке и в руках отца.

Взгляд снова метнулся к Андрею.

Почему ты не сказал? Почему не объяснил?

И дыхание перехватило.

Он бы мог. Но не успел. Я ушла.

А если бы осталась? Сказал бы мне, почему заварил эту кашу? Сказал бы, за что ненавидит отца? Сказал бы, что это все ложь, и он не собирался использовать меня?

Нет. Не сказал бы. Потому что он не стал бы мне врать.

Документы в папку. Сложила аккуратно все, кроме фотографии. Её еще немного подержала в руках, запоминая любимые черты: шрам на переносице и над бровью. Тепло красивой улыбки и чёрных глаз.

Сунула фото в папку, на секунду задержала пластик в руках. А потом положила на лавочку рядом с рюкзаком.

Поднялась и пошла домой. Не в гараж. Нет.

В комнату, которую сняла на общей кухне. Шарага конечно, но на большее денег не хватило. А уехать… Купить билет не поднялась рука. Не хочу думать об этом. Может позже?

Папка, оставшаяся на лавке, тянула к себе, как магнит. Там его фото. Надо было забрать…

Одернула себя – нет!

Не забывайся, Аня.

Он – прошлое.

Вам не по пути.

Забудь.

В теле безумная усталость. Переставляла ноги на автомате. Мимо неслись машины, ослепляя светом фар. Боль в сердце стала привычным спутником. Стерла со щек соленые капли. Вздохнула. Воткнула наушники в уши и окунулась в гипнотический голос.

Глава 49

Чёрный. Сейчас.

Пачка быстро закончилась. Пошарил в кармане, но другая осталась в машине. Идти за ней не хотелось. Хотелось сидеть и впитывать в себя любимый образ. Хрупкий силуэт на лавочке: колени к груди, обхватила руками и плачет.

Слез не видел.

Слышал.

Каждый всхлип отдавался болью в груди.

Светлов ушел пару минут назад. А она так и продолжает сидеть. Надо бы подойти к ней. Но не мог заставить себя. Сам был себе противен. Так бывает, когда совершаешь что-то, а потом жалеешь. Жалеешь обо всем, что делал. С самого начала.

Но вдруг, сложись все иначе, мы бы никогда не пересеклись? И я бы не знал её. И не смог провести с ней ту ночь. И не изменился бы. Не посмотрел бы на все иначе. Как теперь жить? Не знал. Вообще не представлял. Вернуть её?

Но разве она захочет вернуться к человеку, швырнувшему ее в лапы врага? Вряд ли. И однозначно не сможет простить.

Я бы не простил.

Аня подложила под голову рюкзак и легла на лавочку. Сердце в груди сводило от желания подойти к ней и обнять. Но у меня нет на это права. Больше нет. А было ли?

Воспоминания жгли внутренности кислотой. Надо рассказать ей. Надо было рассказать ей. А теперь поздно. Любая попытка объяснить выйдет боком. Она даже не станет слушать. Просто уйдет, а я не стану ее удерживать. Потому что жить с монстром – не самая радужная перспектива для неё. У неё уже был один. Жаль, я не знал об этом раньше.

Аня продолжала плакать, а я просто был. В каких-то паре десятков метров от нее. Она не видела меня. Не могла. Но чувствовала? Вряд ли. А я её каждой клеткой своей грёбаной кожи.

Моя девочка.

И не моя.

Когда в то роковое утро она уехала, я уже знал причину. Мне сообщили накануне. Уёбок на свободе. УДО.

Поэтому мой план мести был прост. Подставить Аню Роме, чтобы убить двух зайцев: посадить уёбка и уничтожить дочку пашкиного убийцы. А потом разобраться и с ним самим. Только вот вышла осечка. Пришлось менять план по ходу дела.

Мэр человек довольно неглупый, и быстро смекнул, что видос, где его сын со своей шайкой совершают попытку изнаса, значительно подпортит его карьеру. Поэтому тот охотно согласился отослать уёбка за границу.