48 минут, чтобы забыть. Интенция

— Чёртова чокнутая семья. От вас сплошные проблемы. Если б не ты, то меня бы здесь не было, а Тай не лежал бы в могиле, — выплюнул я, к собственному ужасу услышав в голосе хрип. Я прочистил горло и раздражённо выпалил, надеясь, что она встанет и свалит куда глаза глядят: — Невероятно резистентен к допросам. Знаешь, что это?

Виола неуверенно покачала головой.

— Это первая запись, которая появилась в моем личном деле в день того проклятого случая в Эдмундсе. После нее было ещё пять таких же с периодичностью в год. Как и у Тая. «Чистое везение».

Именно тогда полковник обратил на меня внимание. Именно тогда, глядя на мои крепко стиснутые зубы, добавил в список претендентов на проект.

Проект смертников.

Тех, кто не заговорит даже под самыми жестокими допросами.

Тех, кого для этого мира больше не существует.

Что-то в выражении лица Виолы изменилось настолько неуловимо, что невозможно было понять, о чем она подумала. Хотелось ударить словами, посильнее, покрепче, но я произнес последнюю фразу без интонации, не желая больше с ней бороться:

— Выкинь этот мусор из головы, принцесса. Теперь у тебя есть полное право ненавидеть меня в ответ, ведь на месте Тая должен быть я! А написал я, просто чтоб перед фактом поставить! Забудь весь бред, что нес! Никто никому ничего не должен. И ты в том числе!

— Ник, я не хотела… — Она попыталась коснуться моего плеча, но я резко отпрянул. «Не желаешь проваливать — оставайся и сиди тут одна! Только меня не трогай!»

— Убирайся обратно в свой Лондон и забудь! — выкрикнул я.

«Ну же! Проваливай!»

Я отряхнул колени от несуществующей пыли и встал, чтоб уйти, как вдруг Виола вместо того, чтобы накричать, разругаться, и в слезах сбежать, внезапно вписалась в меня, как локомотив на скорости. Без лишних слов. Обнимая, обвивая руками за поясницу.

Я застыл, опешив, словно на стену наткнулся, сел обратно, а потом, неожиданно для самого себя, прижал ее крепче, уткнувшись носом в тонкое пальто.

— Все будет нормально, — тихо произнесла Виола, застыв между моими разведенными коленями. — Все будет хорошо…

Я хотел возразить, но застрявший в горле ком не дал прохрипеть ни слова. Должен был оттолкнуть ее, отстраниться, уйти, но замер, не в состоянии пошевелиться, потому что между нами повисло что-то настолько хрупкое и неуловимое, что страшно было неловким жестом спугнуть.

Понятия не имею, сколько прошло времени. Виола, не двигалась; даже, кажется, не дышала. И я не дышал тоже. Она просто обняла, а показалось, будто пробралась прямо в душу, ведь с тех пор, как умерла мама, никто не обнимал меня, и я искренно считал, что не нуждался в этом. Я хотел почувствовать злость, но ощущал только усталость и тотальное бессилие. А еще покой. Он распространялся по телу, словно анестетик, приглушая страх, гнев и боль.

— Что теперь делать? — Мой собственный голос был настолько надломленным, что показался чужим. Зачем я спрашивал? Виола все равно не могла помочь, даже если бы захотела, ведь она не знала, что в игре, в которую я играл, к моему виску круглосуточно было приставлено дуло Глока: «Надеюсь, ты сделаешь верный выбор, Ник?» Естественно, сделаешь, ведь у тебя нет выбора.

Вчерашний разговор с Джессом всплыл в голове и опять приложил лицом в новую, жестокую действительность, из которой хочешь — не хочешь, а придется как-то выруливать. Снова балансировать на грани, играя в догонялки со смертью, надеясь лишь на то, что там наверху кто-то наконец произнесет: «Этому достаточно!»

— Я не знаю, — честно ответила Виола. — Жить дальше, полагаю… — Несмотря на то, что девушка почти шептала, её голос звучал невероятно успокаивающе. — Иначе его смерть окажется напрасной. — Она чуть отодвинулась, чтобы видеть мое лицо и приподняв его за подбородок, уверенно произнесла, отделяя каждое слово: — Ты. Не. Причем. Ты не виновник и не жертва. У тебя получится все преодолеть.

Впервые кто-то говорил мне слова ободрения. Я безмолвно покачал головой и отстранился. По ноющей грудине вдруг острым пером черканул страх: к этому нельзя привыкать. Запрещено. Опасно для жизни! Рано или поздно Виола пропадёт, исчезнет, как исчезли прочие, и уже сегодня вечером все в моем микро-мире вернется на свои места, а в нем нет места глупым нежностям.

Виола будто поняла и сделала шаг назад.

Я отвернулся. Потому что ее цепкий взор проник на такую глубину, куда я сам давно боялся заглядывать. Многие девушки смотрели в мои глаза, но никто не видел черноту, простирающуюся за ними, ведь я не был собой. Стал собственной тенью.

Парня, которым я был когда-то, уже не существовало. Он был переплавлен, перестроен, выкован заново и вновь разбит.

— Сегодня холодно, — потерла Виола предплечья и осторожно взглянула на меня. Если честно, я не заметил, сколько мы просидели на кладбище.

— Извини, — сухо произнес я. — Со мной сейчас всегда так, я постоянно забываю… о времени. — Знала б она насколько то, что я сказал о своей памяти, было правдой.

— Капучино с тертым шоколадом, — посмотрела Виола на меня.

Я опешил.

— Что?