48 улик

Это был шок. И нечто новое. Отец за моей спиной вступил в сговор не только с Драммардом, но и с Линой.

Никому нельзя доверять! Отныне – даже отцу.

– Понятно, – невозмутимо произнесла я. – Что ж, может, это и к лучшему. Папе виднее.

Таким ответом мне удалось ввести в заблуждение Лину. Она не догадывалась, какая ярость полыхает в моем сердце; пожалуй, даже прониклась ко мне сочувствием: ведь отец, пренебрегая моим советом, не уведомив меня, впустил в дом навязчивого гостя.

– И где же он сейчас? Надеюсь, не в моей комнате?

Лина поспешила заверить меня, что Драммард обещал не рыться в моей комнате, а только «заглянуть» в нее. И, насколько ей известно, он уже осмотрел практически все комнаты и сейчас, наверное, находится в подвале.

– Что ж. Я буду держаться подальше от подвала.

И ушла. Лина к этому времени уже заметно расслабилась, успокоилась.

Дурное предчувствие вынудило меня уйти домой до окончания рабочего дня. Чувство надвигающейся беды, ощущение тревоги. Минувшей ночью я плохо спала, мне чудились шаги, доносившиеся со стороны комнаты М.

Но я не попыталась выяснить, чьи это «шаги». На провокации я не поддаюсь.

В принципе, не было ничего удивительного в том, что ушлый «частный детектив» сумел добиться от папы позволения осмотреть дом. Меня это не удивило, но глубоко потрясло, словно этот мошенник нагло ухмыльнулся мне в лицо, признавая, что мы с ним смертельные враги.

Заглянуть во все уголки. Проверить все версии.

Папы, по-видимому, дома не было. Я восприняла это обстоятельство как очень важный знак.

(Да, после исчезновения М. я стала верить в «знаки», в частности в знаки, посылаемые именно мне. Знаки, которые никто, кроме меня, расшифровать не мог.)

После нейтрально-вежливого недолгого разговора с Линой, из которого выяснилось, что она планирует приготовить на ужин любимые папины блюда (жареные баранью ногу и молодой картофель, приправленный розмарином, карамелизованный лук и домашнее яблочное пюре), я покинула кухню. Лина улыбалась мне вслед с чувством безмерного облегчения, видя, что я вроде бы не огорчена. По черной лестнице я поднялась на второй этаж. Шла, как обычно, тяжело наступая на пятки. Это должно было окончательно убедить Лину, что со мной все в порядке.

У себя в комнате я взяла из прикроватной тумбочки острый мясницкий нож с зазубренной кромкой (если Драммард и нашел у меня этот нож, он его не тронул), спрятала его на себе под одеждой. Потом, ступая необычайно легким, тихим шагом, пробралась к парадной лестнице, спустилась на нижний этаж и, скользя, словно тень, по коридору прошла в заднюю часть дома. Никто меня не слышал, никто не видел.

Дверь в подвал была открыта, там горел свет. Мой чувствительный нос уловил слабый запах сигары и масла для волос.

«Сволочь! Я готов убить его своими руками!»

(Кто произнес эти слова? Не знаю. Но я их явственно услышала.)

Смеясь, с громко бьющимся сердцем, с восторгом целеустремленности, я тихо-тихо спустилась по ступенькам в подвал, куда не заглядывала с июля прошлого года.

Часть третья

Глава 43

Годовщина.

Ежегодно 11 апреля в провинциальных газетах, которые все еще существуют в регионе Пальчиковых озер в штате Нью-Йорк, появляются краткие заметки по случаю очередной годовщины исчезновения моей сестры. Сначала такие заметки печатались на первых полосах, но с течением времени постепенно перекочевали на внутренние страницы.

«Следствие по делу пропавшей без вести богатой наследницы из Авроры зашло в тупик. Полиция признает: никаких зацепок».

И другой вариант:

«Родственники богатой наследницы из Авроры, пропавшей без вести в апреле 1991 года, ”не теряют надежды”».

А ведь отец действительно вопреки всему «не терял надежды».

Нередко эти заметки сопровождаются трогательными интервью, ведь в Авроре немало людей, знавших Маргариту: ее бывшие учителя и одноклассники, давние друзья и люди, называющие себя ее друзьями, соседи и коллеги по колледжу, практически все те, кто готов поделиться какими-нибудь воспоминаниями и сентиментальными высказываниями для газеты. Даже бывший педагог М. по фортепиано миссис Ломакс тепло вспоминала о том, что у семнадцатилетней девушки был «талант пианистки», что она была «очень милой». Один из следователей полиции округа Кайюга, уже ушедший на пенсию, говорил, что это было «труднейшее дело» в его карьере, оно до сих пор «не дает ему покоя».

Что ни комментарий, одна сплошная банальщина:

«Талантливая молодая художница. Красавица. У нее вся жизнь была впереди. А того, кто это сделал, так и не нашли. Как много зла в этом мире».

«Мы молимся за Маргариту. Мы помним!»

Публикуется все та же давняя фотография Маргариты, на которой ей едва за двадцать. В отличие от всех нас М. не стареет.