Короче, поняв, что я – вишу, а он – ждёт, тратя на меня время, я просто кивнула и вернулась к книжке. Отложив на потом вопрос, что мне сделать тётке. У которой муж – сидит десятку за убийство в драке, а на шее – два пацана.
К обеду… борщом и мясом с картохой, к которому я нарубила салат и попробовала что такое перец…
Так.
Когда мне захотелось поесть, я – достала, поставила греться. И начала рубить салат. Почти порезалась, когда накрыло непониманием, сколько порций салата делать.
Дед – объяснял, что есть ритуал совместной еды. Но я вроде как ела без расписания.
И не понятно было… точней, было понятно, что не надо его отвлекать вопросом, сделать ли ему салат. Но было не понятно, будет ли он его. И если будет – не из желания ли не выказывать презрение моей хоть какой готовке. Ну и протренькнуло ужасом, что он – вообще не тронет салат. Вот на этом ужасе я и почти порезалась. Только рефлекторно успев убрать руку от ножа, спасибо деду за рефлексы.
Короче, через полминуты раздумий, я всё же – решилась. Нарубила побольше.
Перед тем, как наливать борщ, посверлила его спину минутку. Он – не отвлёкся от работы.
Так что налила себе. И начала есть с книжкой. А он через пару минут – ударил.
Ну, то есть встал, накидал себе салату, кинул кусок мяса и ушёл к экрану. Оставив салата мне. То есть отзеркалив мой план оставить ему доедать.
И всё это – не глядя на меня.
То есть – не вылезая, мысленно, из работы. Так же, как я.
Меня в очередной раз передёрнуло паникой от осознания зеркального лабиринта. Взяла себя в руки. Продолжила есть.
Две тарелки борща. И, всё-таки, салат с куском мяса и картохи. Хотя уже не очень лезло.
За чаем добила книгу. Встала, положила ему в лоток для бумаг.
Взяла следующую. Они так и лежали на углу длинного стола. На том углу, который ближе к компьютеру. А я сидела ближе к холодильнику. Проведя, мысленно, где-то посредине стола границу между кабинетом и кухней.
Через полчаса взревел принтер. А потом он положил передо мной подписанный акт выполненных работ и двенадцать рублей.
Подвзбесило. Ну, что он не пытается скрывать, что вот это всё – мне по блату.
Очень хотелось швырнуть дюжину рублей обратно. Ну, или хотя бы положить ему на стол с запиской «в счёт долга».
Сдержалась.
Почти не подрагивая и не притормаживая от презрения к себе, сходила в комнату и закинула в сумку подачку из милостыни убогой уродине и типа документ, её оправдывающий.
Размялась. Потянулась. Поработала ногами в воздух, громко думая, что – ему в челюсть.
Полегчало. Если можно назвать «полегчало», когда – смена ярости на стыд, что не сдержалась.
Вернулась к книжке. Без душа. Злобно нагло воняя.
Книжка – бесила.
Ну, знаете, бывает, мелкие в первом классе наслушаются мата. И начинают обезьянничать за взрослыми. Вообще без понимания, что значат эти слова. Положено обижаться на «хрюкозябра» – значит, будем его орать, чтобы обижать.
Ну вот и тут… автор где-то услышал, как кто-то разок поржал на игру слов. И взялся пытаться поиграть чуть не в каждом предложении. Очень криво. Пытаться. Не понимая, как вообще это делается.
Так что я – сорвалась. Начала на обороте листов писать, как надо в каждом случае, где оно уместно. Ну, а когда листов стало не хватать – пошла к принтеру за бумагой.
У принтера – встала… ну, под его взглядом. Подумала, что наверное, не надо брать из принтера специальную с дырочками и прострочкой для разрывов. Ткнула пальцем в бумагу, показала «дай».
И, в ярости, почти было кинула взгляд ему в глаза.
Он – встал. Подошёл к моему месту. Взял исписанный лист. Прочитал… точней, проглядел за десяток секунд, исходник. Начал читать мои заметки.
А я – стояла в ожидании. И меня – бесило. От осознания, что я – делаю правильно. И от предчувствия, что он сейчас мой порыв осадит. Ну, там, бумаги не даст и велит укладываться на обратную сторону.
Он – прочитал, сверяясь с исходником.