Почти за каждым господином или госпожой следовали рабы-телохранители, вроде тех, которые сейчас томились под жарким солнцем на запятках кареты. Почти все они были бриты, не имели усов и бороды. Зато благородные доны, как я приметила, любили носить тонкие усики и короткие остроконечные бородки, придающие лицам элегантный вид. Густые волосы они собирали лентой в пучок на затылке или сплетали в аккуратную косу.
Женщины здесь носили столь открытые наряды, что я поначалу не поверила глазам. У нас, в Аверленде, редко выдаются подобные жаркие деньки, поэтому северянки привыкли к строгим добротным платьям, застегнутым до самого горла. В зимнюю пору нас согревала одежда из плотной шерсти, а летом приятней носить лен или бархат. Дорогие шелка, привезенные с юга, надевали лишь по особым случаям, да и позволить их себе могли только очень богатые семьи.
В привезенном мною гардеробе имелось праздничное платье из нежно-голубого шелка, но оно меркло по сравнению с роскошными повседневными нарядами саллидианок, как грубая роба крестьянки меркнет перед свадебным нарядом королевы. Плечи и грудь местные женщины открывали до неприличия, волнистые кружевные рукава зачастую едва доставали до локтя. Удивительную нескромность верхней части наряда немного извиняли кружевные накидки поверх волос, укрепленные на сверкающих диадемах и спускающиеся до талии или бедер. Несмотря на невыносимую жару, саллидианки носили удушающие корсеты, а пышные многослойные юбки на кринолинах придавали им схожесть с заморскими фарфоровыми куклами.
Я с некоторой грустью отметила, что со своими лучшими и самыми дорогими платьями скорее буду напоминать монашку, а не воспитанницу благородного аверлендского дома. Что ж, не беда: вскоре я смогу заказать себе платья, скроенные на местный манер, у самой искусной модистки Кастаделлы.
Пока я наблюдала за окрестностями, мы повернули за отрог горной гряды, и моему взору предстали еще более роскошные виллы. Поместья здесь могли занимать целую милю в ширину, если не больше, утопая в многоцветных кустах рододендронов и олеандра, виденных мною прежде лишь на картинках. На сочной зелени деревьев яркими пятнами выделялись созревшие апельсины и лимоны, вызывая во мне сладкое предвкушение — скоро я смогу все это попробовать!
К одной из таких вилл, окруженных зеленью фруктовых садов, со свежескошенными зелеными лужайками и аккуратными гравийными дорожками, подкатил наш экипаж. Раб Вун, которого я перестала донимать вопросами, выскочил наружу прежде, чем остановились колеса кареты, и услужливо придержал передо мной дверцу.
— Ох, Вельдана, душечка, наконец-то приехала! — из высокого арочного свода перед входом в поместье, сплошь заплетенного виноградными лозами, навстречу мне вышла немолодая, но стройная и необыкновенно элегантная женщина.
Я просияла: будущая свекровь рада моему приезду! Она протянула мне обе руки, затянутые в кружевные перчатки до локтей, и я сердечно пожала их.
— Как ты посмел?! — тон донны Изабель изменился так резко, что я отшатнулась. Проследив ее взгляд, поняла, что она обращается к Вуну, сгибавшемуся под тяжестью моего чемодана.
— Простите, госпожа, — Вун бросил чемодан прямо на гравий и рухнул туда же коленями. Он склонился перед хозяйкой так низко, что лбом доставал до земли. — Виноват.
Я ничего не понимала. В чем успел провиниться несчастный раб, что вызвал гнев хозяйки?
— Отнеси багаж нашей гостьи в ее комнату и ступай на конюшню. Скажи Хорхе, что я его жду, — велела донна Изабель так же холодно, а затем, снова невообразимым образом переменившись, обратилась ко мне: — А мы уж тут совсем извелись! Боялись, что ты опоздаешь на собственную свадьбу. Каждый день посылали карету на пристань в ожидании корабля. Вы должны были прибыть неделей раньше, разве нет?
— У Суэльского архипелага разыгрались шторма, пришлось уходить дальше в океан, — с небрежностью умудренного опытом матроса ответила я.
— Ах, какие приключения! Настоящий шторм! Потрясающе! А мы тут, в своей глуши, уже сто лет не выходили кататься на яхте. Все собираемся, да недосуг. Ну, расскажи, как прошло плавание? Небось, замучила морская болезнь? Гляди-ка, вся исхудала, бедняжка! — донна Изабель отступила назад и с сожалением покачала головой, оглядывая меня с головы до пят.
— Да нет, меня эта напасть миновала, — улыбнулась я, несколько задетая ее замечанием о моей худобе. Да, я не отличалась пышностью фигуры, однако и костями не трясла, как можно было подумать. — Но я очень рада наконец-то пройтись по твердой земле. До сих пор еще страшно, что палуба уйдет из-под ног.
Донна Адальяро рассмеялась так заразительно, что я тут же позабыла о некоторых странностях, связанных с переменой ее настроения.
— Ты, наверное, очень устала с дороги. Хочешь вздремнуть пару часиков, дорогая?
Стояла середина дня, поэтому предложение слегка удивило.
— Меня больше утомил однообразный пейзаж за окном, — честно призналась я. — Если это удобно, я бы хотела вымыться и переодеться: уж очень жарко. А потом я бы с удовольствием прогулялась по вашему поместью. Здесь так красиво!