Отбросив чашку, Таранов вскочил с изрядно нагретого места и взялся расхаживать по подвластной ему территории в слегка ускоренном темпе. То ли то была горечь кофейной гущи, опровергшая красивую мысль о том, что «весь сахар на дне». То ли это жаркие объятия облегающей начальствующий таз мебели. А, может, сие мысли о смерти придали его жизни лишней скорости. В любом случае, хоть шагай, хоть думай, но без помощи Виолетты, нечаянно соорудившей эту ловушку, из капкана непотребных семейников ему не выбраться.
– Ты сегодня невыносимо прекрасна! – обратился к секретарскому тылу Фривольный.
– Родион, ты? Приветик! – выпрямившись, Виолетта вернула себя за стол и потёрла обезжиренную поясницу. – Помоги карандаш достать. Вон туда закатился, – она тыкнула маникюром в недоступную для понимания область.
– Карандаш? – попытался потянуть время редактор, прикидывая, сколько пыли в указанном месте. – Давай я тебе свой принесу? Да или вот, возьми ручку, – Фривольный достал из стакана писчий предмет и с улыбкой протянул его запыхавшейся Груздевой.
– Спасибо, но мне для губ, – Веточка вернула шариковый презент на место. – Я уже опаздываю! А у тебя руки длиннее. Вон он, под принтером лежит.
– Хорошо, – зачем-то произнёс Родион, плохо улавливая связь между её неуспеванием и своими конечностями.
Поменявшись с Виолеттой локациями, Фривольный, зажатый между столом, стулом и прочими атрибутами секретаря, раздумывал, как бы ему поприличнее согнуться. Любопытствующая Веточка стояла как раз напротив предполагаемой точки сгиба и нетерпеливо брякала связкой ключей.
– Кстати, ты не могла бы одолжить мне стикеры? – нашёлся ведущий редактор.
– Стикеры? Это что? Которыми бумагу скрепляют? А зачем тебе много? У меня лично он один, стикер этот.
– Нет, Веточка, то степлер, а я бумажки прошу. Разноцветные такие. Их ещё наклеивать куда-нибудь можно.
– А, цветные прилипалки, поняла. Так бы сразу и сказал! – догадливая Груздева отвернулась от Фривольного и обратила взор к нужному стеллажу.
Пока она ковырялась в канцелярских изысках, редактор со спокойной совестью и будучи вне стороннего наблюдения склонился к принтеру. С трудом нащупав в клубке проводов искомый, как он надеялся, предмет, Фривольный подхватил добычу и резко выпрямился.
– Держи, – он радостно протянул алый карандаш Груздевой, но та уже успела погрязнуть в недрах стеллажа.
– Спасибочки, а это тебе! – умаянная поисками Виолетта швырнула в редактора спрессованными листочками.
– Слушай, я чего вообще зашёл-то, – Фривольный задумчиво постучал по столу пачкой стикеров. – Тиран у себя?
– У себя, у себя, – пролепетала Веточка, подводя и без того яркие губы. – Но к нему нельзя! Совсем нельзя! – она открыла сумочку, бросила в неё карандаш и вернула вопросительный взгляд к настенному зеркалу. – Он злой, очень злой, – убедившись, что внешность таки не подкачала, секретарь накинула сумочку на плечо. – Сказал, никого к нему не пускать! Всё, я убежала. Пока, пока!
– Ну привет, – растерянный Фривольный опустился на стул. – А как же «Вампиры тоже плачут»? Он же вчера обещал мне дать ответ! Это же Кит Базаров! Он ждать не будет…
Родион прервал драматичный спич, смекнув, что вопрошать у пустой комнаты бессмысленно. И это как минимум. Про как максимум думать хотелось не очень.
– Ладно, – кивнул он себе, – пойду и сам спрошу. Ну и что, что он злой? Он вообще добрым-то бывает? Не убьёт же он меня, в конце концов! Так ведь?
Покинув секретарское убежище, редактор обратился к зеркалу. Но отражающая поверхность не соблазнилась на разговоры, продолжив безмолвствовать. Тогда Родион приблизился к «вратам ада», как именовали подчиненные вход в кабинет начальника, и ещё раз выдохнул.
– Была не была!
Он прикусил нижнюю губу и потянул на себя дверь:
– Мирон Эрнестович! Ой! Прикольные трусы! В смысле…
– В смысле ты постучать забыл! – гаркнул Таранов, багровея от ярости.
– Да, простите… – Фривольный вдруг понял, что молчание зеркала в приёмной означало стопроцентное «нет!».
Нет, не надо было ему сюда приходить сегодня. И завтра не надо бы тоже. И…
– Прикольные, говоришь? – издатель не сводил глаз с бледнеющего редактора. – Хочешь, подарю? Прям ща? – искря гневом, он ухватился за резинку обсуждаемого белья.
– Нет, ну что вы. Извините! Хотите, я попозже зайду? – заплетающимся от переживаний языком промямлил Фривольный.
– Не хочу! Поэтому говори сейчас. Чё надо?
– Мирон Эрнестович, – Родион упорно пытался найти в кабинете что-то пригодное для взгляда. – Я по поводу вампиров, – но в глаза всё одно бросались только сердечные трусы шефа. – Ну которые тоже плачут.
– И чё с ними? Предлагаешь, пожалеть? – ехидно осведомился Таранов, уперев левую руку в смачный бок.
– Вы же прочитали новеллу Базарова? Я вам вчера рукопись оставлял. Вы ещё обещали подумать…
– Даже так? А точно обещал? Не клялся? На трусы вот эти самые не спорил? Ладно, заходи.