4ЕТЫРЕ

Гуляли, как положено: с тяжёлыми салатами и лёгкой музыкой, вторую половину дня в ресторане, а на сдачу от суток разбрелись наспех сотворёнными парами по «к тебе или ко мне».

Уродуя темноту вспышками фар, наёмные машины разъезжались с довольными пассажирами. Переполненный градусами чувств Таранов, будучи джентльменом до самого кончика развязанного шнурка, уступил последнее такси своему секретарю Виолетте Груздевой. Охваченная благодарностью Веточка, надо признать, только того и ждала. Или вы думаете она, будучи женщиной до самых кончиков наращенных ресниц, могла не найти себе провожатого в тот вечер? А, может, вам кажется, что Виолетта Игоревна, будучи секретарём до последнего листа А4, наказала бы себе снизойти до какого-то там пиараста³ Кудрявцева?

3. Пиараст – сотрудник PR отдела.

Усадив покачивающегося на корпоративной волне начальника рядом, Веточка продиктовала немому водителю свой адрес и, смахнув предвкушение с накрашенного лица, уставилась в испещрённое бегающими декорациями окно.

– Надо бы его поцеловать, – решила Груздева и, собравшись с мыслями, повернулась к спутнику.

Провалившийся в сладкий сон Таранов, словно уловив инициативу Виолетты, зычно всхрапнул и испустил слюну.

– Ладно, ещё успеется, – подбодрила себя Веточка и достала из кармашка пачку клубничных салфеток.

Расплатившись с водителем наличностью Мирона Эрнестовича, секретарь одной конечностью подхватила расшитую каменьями сумочку, другой слабо ориентирующегося в пространстве издателя и с полными руками направилась домой. С горем переступив порог арендуемого жилья, Груздева наказала шефу открыть вон ту бутылочку, сама тем временем поспешила в ванную. Таранов послушно обхватил оговоренную тару и откинулся на волю обстоятельствам, утопив свою персону в её мягком диване.

Что было дальше? Да ничего особенного: всё, как у людей. Правда, удовольствия от того самого проспиртованного вечера удалось получить разве что щедро осыпанному чаевыми официанту. Но об этом Мирон Эрнестович предпочитает не вспоминать. В отличие от Веточки, для которой постельная сцена с шефом была и всё тут! Даже несмотря на то, что один из героев не справился с выданной ему ролью. Это, извините, не её проблемы. Лично она сделала всё от неё зависящее. Посему имеет полное право дарить своему начальнику по всяким государственным праздникам не только носки и бритву, но ещё и, простите, трусы. Вот, например, эти, белые в красное сердечко. Да, те самые, что вынуждают Таранова, подобно горьковскому пингвину, прятаться промеж стола и кресла.

А вот Мирон Эрнестович отвечать взаимностью на секретарские поползновения не планировал не только в ту злополучную ночь, так нелепо венчавшую их корпоративный кутёж, но и вообще, что называется, по жизни. Коли б не его приятель, ну тот, с вытатуированными погонами на плечах, присутствующий на празднестве ещё и в качестве финансового вдохновителя «КаДэЧе», ничего этого и не случилось бы. А то заладил: каждый уважающий себя мужик должен отдавать распоряжения своему секретарю не только в рабочем периметре.

Это в переводе на язык, пригодный дамам и дитяткам младшего возраста. А для Мирона оригинальная фраза звучала ни больше ни меньше как дело чести. И вот Таранов на душу принял, потом принял и сам вызов, а уже после был вынужден принимать и все последствия. И ежели похмелье и самокопания прошли довольно-таки быстро и относительно безболезненно, то знаки Веточкиного внимания отступать не хотели решительно.

– Ну носки и бритву ещё можно отнести к ништякам⁴, – рассуждал обвитый заботой Таранов. – Но вот это вот что за петушиные⁵ понты⁶?

4. Ништяк – относящееся к чему-то хорошему.

5. Петушиный – принадлежащий пассивному гомосексуалисту.

6. Понт – желаемое выдаётся за действительное.

Искоса поглядывая на кричащий сердечками подарок, Мирон Эрнестович заключил, что сие «не по понятиям» и носить это, с позволения сказать, нижнее белье он не намерен «даже по приколу». Однако никогда не говори «никогда» или от тюрьмы да от сумы, что Таранову значительно ближе и понятнее… В общем, непоправимое свершилось. И именно сегодня!

С трудом продрав глаза, сфугованные сладким сном и вчерашними рюмками коньяка, Мирон понял, что на работу он уже опаздывает. Завистливо поглядывая на сопящую Анаконду, Таранов замылил уподобиться выгулянному и накормленному силами проходящей домработницы бультерьеру, но вовремя опомнился. Директор он, в конце концов, или «хрен с горы» (с)? Условился на первом варианте, не открывая вещих зениц, собрался с мыслями, потом кое-как собрал себя в первое попавшееся и вознамерился двинуть на выход.

– А где труба? – Мирон Эрнестович допросил себя на предмет наличия мобильного телефона.