5/4 накануне тишины

Только теперь Цахилганов увидел, что отец стоит перед своим столом с початой бутылкой водки в руках.

— О чём ты думаешь, отец? — совсем тихо спросил Цахилганов.

О чём ты только думаешь на чёрном свете, отец, пристрастившийся на белом свете прихлёбывать обжигающую водку будто прохладную воду?

— Тише, — перешёл вдруг отец на шёпот. — Я проанализировал все ошибки, допущенные там, наверху. Их следует исправить.

Вдруг отец передёрнулся от омерзенья и закричал бесам:

— Вон! Вон отсюда!

Однако добавил спокойней, прихлебнув из бутылки:

— Допрос сына — дело тонкое, попрошу всю нечисть мне не мешать. Я поговорю с ним один на один.

Таким поворотом дела бесы были явно недовольны. Особенно гримасничал, нервно дёргался и кривлялся бес джаза. Только бес курения, утонувший во взрослой фуражке, направился к выходу покорно и сразу.

Однако, наконец, подчинились все, переговариваясь:

«Да наш он… Наш! Осталось только доказать. А это совсем просто».

Последним ушёл похожий на Рыкова,

припечатав отца многозначительным

и очень подозрительным,

долгим взглядом.

— Стены слышат всё!

526

— Ни хрена они не слышат, — проворчал отец ему вслед и вдруг заорал на Цахилганова-сына: — А ну встать! Смотреть в глаза!.. Отвечать по существу!

Но тут же, понизив голос, указал на дверь:

— Слушай внимательно. Они все, эти бесы — агенты мирового империализма. Это здесь мне удалось установить с точностью. Я провёл тщательное и незаметное расследование в аду… А в бутылке — вода, я их дурю. Теперь запоминай. Секретная лаборатория системы находится там, куда я тебя возил. Помнишь, торчал из земли какой-то ящик в кустах? Около того места в степи, где были сожжены тёплые вещи репрессированных… Она — под лощиной, лаборатория! На большой глубине, прямо под Мёртвым полем…. Когда стало ясно, что лаборатория, приговорённая к ликвидации, в нужное время не взорвалась по каким-то…

— по — известным — впрочем — нам — с — Дулой — Патрикеичем —

причинам, была большая неразбериха в верхах. Июньский Пленум, волнения в Германии, арест Берия… И после его расстрела в бункере,

— в — Центре — боевого — управления — Московского — военного — округа —

все успокоились надолго. У Москвы руки до Карагана дошли не скоро… А когда дошли, про нашу лабораторию спрашивали только люди Суслова, да и то второпях — как про дела давно минувших дней. Но кто-то из людей Андропова, из западников, наткнулся на показания полковника Майрановского, начальника Специальной Лаборатории Ядов, арестованного с ведома Берия в 53-ем году. Она находилась не у нас, а в Москве, в Варсанофьевском переулке, но связь с нами у них была!.. В общем, интересующихся нашей лабораторией надо было сбить со следа.

Оглядываясь на дверь ангара, полковник с ремнём на шее говорил быстро, ужасно быстро.

— Готовилась в то время такая акция: по использованию пустот отработанных шахт Карагана для захоронения атомных отходов. У меня мало времени, слушай внимательно! Местному партийному руководству удалось будто бы отстоять старые шахты. Однако это не вся правда. Часть отходов тайно всё же пришла в Караган! Совещание по этому вопросу проводилось в верхах очень спешное, закрытое. И тут я опередил людей Андропова: по моему докладу выходило, что лаборатория полностью пришла в негодность,

и моё это было предложение —

вход в неё заполнить как раз атомными отходами…

527

Слова, которые в промежутке между шёпотом и шёпотом выкрикивал отец, не имели никакого отношения к разговору,

— ты — мне — брось — заливать — про — корм — для — попугайчиков — в — коробке — был — насвай —

но они воспринимались младшим Цахилгановым, как необходимые. Он только морщился иногда, будто при резкой смене температуры —

отец то словно бы двоился,

и один нёс что-то бессвязное,

другой же тщательно, тихо выроваривал:

— Похоронили одним махом и отходы, и, будто бы, лабораторию. Мы с Патрикеичем принимали в этом самое прямое участие. Потом андроповцы опомнились, но было поздно. Мне не дали генеральского звания — оттого, что московская комиссия не успела ничего обследовать. Да, комиссия, недовольная моей описью и отчётом по самостоятельному нашему захоронению лаборатории, будто бы пришедшей в негодность, очень возмущалась… Но меня отправили на пенсию, и всего лишь. Только вот что потом вышло…