отожми его до упора вниз. Откроется лаз, в котором висит шахтёрская старая клеть. Не бойся. Она тронется вниз, по тросам, если раскручивать лебёдку. Это тяжело, вы будете с Патрикеичем крутить её попеременно, сдерживая инерцию разматывания. Иначе, выпустив рукоятку, разобьётесь вдребезги.
На глубине в восемьсот метров клеть встанет. Вы увидите ржавые рельсы, они проложены в узком тоннеле. Когда кончатся рельсы, по правую руку вы найдёте трансформаторный ящик. Да, огромный трансформатор там стоит, в дощатой обшивке. От него надо идти, глядя вправо. На крепи, дальше, будет висеть счётчик — индикатор метана. Не обращай на это никакого внимания — он показывает сверхаварийный уровень газа. Так придумал и установил навечно Патрикеич, своими руками: зашкаливает, значит, прибор,
но дренаж там был проведён, как нигде, и скважины надёжно зацементированы. А для скапливающегося десятилетиями газа хорошие проложены отводы…
Однако тут раздался страшный грохот: бесы в энкавэдэшных фуражках упорно колотили в дверь и уже совали в щель свои мерзкие рожи.
— Ну вот! — громко расстроился отец. — Только человек начал давать искренние признания, как вы норовите всё пустить насмарку! Ну, нет у вас ума — и не прибудет.
Взвизгнув, бесы исчезли.
— Они, вообще-то, глупые, — сообщил отец. — К счастью.
— Ты же атеист, — вспомнил Цахилганов. — А если для тебя нет… То нет и их.
— Разумеется, атеист! А как бы я без этого попал к ним в доверие?.. Но не отвлекайся. В пяти метрах от счётчика штрек кончается: перед вами будет глухая стена. Однако справа — низкий лаз, едва заметный. Ныряйте в него. Там на четвереньках проползёте метров сто. И пространство начнёт раширяться. Впереди себя ты нащупаешь ещё один рычаг… Слушают, сволочи! — вскричал отец и добавил, торопливо: — Ладно, остальное Патрикеич знает. Главное же для тебя — пробраться к пульту в самой лаборатории, в зал «Г», запомни. В залах «А», «Б» — там другое: биояды, геохимия и прочее. А геокосмика и биофизика — в «Г»… Над одним пультом — слабое свечение,
оно работает в экономном режиме…
Отец задыхался от торопливости. Он пытался ослабить ремень на шее, хрипел и сипел, однако говорил без пауз:
— …Фосфорные лампы находятся под толстой защитой. Вариант первый. Ты нажимаешь синюю кнопку, она самая доступная. Это — кнопка ликвидации лаборатории, замыкается на отводы метана в ложном шахтном стволе. Взлетит всё дочиста: рванут атомные отходы.
И это будет самоубийство.
Да, ты не допустишь врага к советской информации. И выполнишь программу-минимум. Но… Но… Впрочем, ты понимаешь. Уцелеть вам с Патрикеичем не удастся.
Цахилганов-сын поёжился:
— Понятно. Синяя кнопка — кнопка моей смерти. А «гнездо крамолы» в мире останется невредимым. Ну, разве что не усилится оно древнесоветской военной мощью. М-да. И зарезал сам себя. Вес-сёлый разговор,
— Да не думай ты о таком пустяке, как собственная земная жизнь! — раздражился отец. — Хуже другое. Я не исключаю, что, чем-то наподобие метановых ходов, все атомные захоронения страны связаны между собой. Скорее всего — дремлющим электричеством. Захоронения осуществлялись не по нашей программе! И, судя, по долларовым вложениям…Нет гарантии, сын, что следом за ложным стволом не взлетят на воздух, по цепной реакции, целые города наши, и в первую очередь — Караган. За ним — Челябинск, Иркутск, Подмосковье… и пошло. А это…
Это…
— Армагеддон. Понимаю. Ещё веселее! — торопливо кивнул Цахилганов. — Головы Чудища сделали своё дело. Армагеддон в отдельно взятой стране нам обеспечен,
— Локального армагеддона на Земле не будет, — покачал головой отец. — Это — ядерная зима. Она накроет весь земной шар… Повторяю: таковы мои подозрения. Но здесь, в аду, ведя допросы мёртвых предателей, атомщиков, министров, я натыкался на косвенные улики. Их было предостаточно! Дремлющим электричеством связаны все… Остальное я записываю, поскольку — бесы… — отец негромко рассмеялся, — бесы безграмотны! Представь себе. Они очень сообразительны, всё слышат, и даже по движению губ, по краткому жесту могут определить, что думает человек, а вот читать написанное!.. Это только в аду обнаружилось. Даже бесы, которые прошли персонификацию — то есть, как бы жили, они… — всё хрипло смеялся отец. — Они занимали посты министров, писали, разговаривали на разных языках, но… Восстановившись в своей изначальной ипостаси, здесь, в аду, все навыки теряли…
Впрочем, люди неверно считают, что действуют они сами по себе:
и над ними — Промысл,
которого им никогда не понять.
Промысл свыше…