— Видишь ли, девочка моя, император Матвей уже стар, но он всю жизнь заготовлял дрова для большого костра, который вспыхнет вскоре после его смерти, и опалит своим дыханием всё вокруг. Его преемник Фердинанд не имеет и сотой доли талантов своего кузена, но у него в избытке решимости, которой у того не водилось. И уж будьте уверены, он, не моргнув глазом, развяжет бойню и зальёт эту многострадальную землю кровью несчастных.
— Но Евангелическая лига не позволит ему, — с тревогой воскликнула Марта, но герцогиня тут же прервала свою камеристку.
— Не говори глупостей, дитя моё, по крайней мере, при мне. У лидеров Лиги нет, и никогда не будет вождя, да они и не хотят его. Каждый из них больше всего боится, что в случае победы усилится его сосед, а потому они никогда не смогут договориться.
— А Фридрих Пфальцский?
— Говорят, чехи хотят выбрать его королём, но это будет началом конца. Император, кто бы им ни стал, не потерпит подобного и уж тем более Фердинанд Габсбург. Виттельсбах[3]
сначала потеряет Чехию, а затем и Пфальц и, помяни моё слово, никто из Евангелической лиги палец о палец не ударит, чтобы ему помочь.— Но что же делать?
— Ничего. Если бы мой сын правил в Мекленбурге, то, возможно, ему бы удалось создать армию и стать на пути войск императора. Но он в России и ему хватает своих дел.
— А если полякам всё-таки удастся выгнать его из Москвы?
— Это вряд ли. Видишь ли, пока что Речь Посполитая гораздо сильнее и многолюднее чем его царство, но её государственное устройство ни за что не позволит их королю сосредоточить всю свою мощь в одном месте. Сигизмунд Ваза всего лишь марионетка в руках польской аристократии и они никогда не дадут ему усилиться.
— Значит, нам нужно в Россию?
— Сначала доберитесь до Мекленбурга, туда этот пожар не скоро перекинется.
— Но Катарина Шведская нам точно не обрадуется.
— В таком случае, отправляйтесь в Померанию. Я говорила с моими братьями, они обещали принять вас.
Пока герцогиня наставляла Марту, Шурка внимательно прислушивалась к её словам, жадно впитывая информацию. Многое было непонятно, но она надеялась во всём разобраться позднее. Её серьёзность не осталась незамеченной и бабушка ещё раз ласково улыбнувшись, спросила:
— Ты всё поняла, малышка?
— Да.
— И что же?
— Если вашего высочества не станет, нам с матушкой туго придётся.
На лицо Клары Марии набежала тень, но она справилась с волнением и показала девочке небольшой ларец, стоявший на её столе.
— Подай мне его, дитя моё.
Получив требуемое, она откинула крышку и показала Марте с дочкой его содержимое.
— Когда ты родилась, я распорядилась купить небольшой домик в Ростоке. Вот купчая и дарственная на него. Даже если с твоим титулом ничего не выйдет, вы сможете жить в нём, и никто не посмеет его отобрать у вас с матерью. Но, надеюсь, до этого не дойдёт.
— Вы так добры, ваше высочество, — начала благодарить её камеристка, но герцогиня остановила её жестом.
— Я немного устала, — слабым голосом сказала она. — Ступайте пока, а мне надо отдохнуть. И не забудьте взять документы.
— Как прикажете, — присела в книксене Марта и выразительно посмотрела на дочь.
Шурка, спохватившись, тоже попыталась изобразить нечто подобное, но у неё, в отличие от матери, получилось куда менее изящно. Затем они вышли из покоев герцогини и отправились к себе. Их комната находилась не слишком далеко, и они скоро добрались
— Бабушка и вправду так плоха? — осторожно спросила девочка.
— Не знаю, но нам нужно быть готовыми ко всему.
— Ты поэтому учишься фехтованию?
— Верно.
— А когда научишь меня?
— Тебе нужно ещё немножко подрасти и окрепнуть. Для того, чтобы работать шпагой нужны силы.
— Я сильная!
— Судя по тому, как от тебя улепётывали мальчишки, это действительно так. Кстати, а чем вызвана подобная к ним немилость?
— Гюнтер – свинья! — поморщилась Шурка и непроизвольно вытерла губы ладонью.
— Что случилось?
— Мы играли в жмурки, и мне досталось водить. А когда я поймала его, он вдруг взял, да и обслюнявил меня.
— Что?!
— Ну, говорю же, что этот недоумок полез ко мне целоваться. Ей-богу, я бы прибила его, но он слишком быстро бегает! И нет в этом ничего смешного…
— Не сердись, — воскликнула Марта, продолжая смеяться, и обняла Шурку. — Давай-ка лучше причешем тебя, а то в следующий раз никто не захочет целоваться с такой растрёпанной девочкой. А ещё тебе надо умыться!
— Больно надо мне целоваться с кем попало, — пробурчала дочь, но не стала перечить и принялась приводить себя в порядок.
Ей очень нравилось, когда мать расчёсывала и заплетала её длинные волосы. Это было так странно и необычно, ведь в своём времени она носила мальчишескую причёску, но всякий раз, когда Марта бралась за гребешок, девочка млела от восторга.
— Ну вот, теперь ты и впрямь похожа на маленькую принцессу, а не на атамана разбойников, — заявила женщина, закончив работу.
— Ты и впрямь думаешь, что отец признает меня?
— А почему нет?
— Ну, не знаю, все эти годы он прекрасно обходился без нас, наверняка сможет делать это и дальше.
— Не говори так!
— А разве это не правда?
— Нет! Просто он очень далеко.
— В Москве?